Последний круг
Шрифт:
Глава VI. В основном о неприятностях
— Прилетели в Мельбурн…
— Да, 9 ноября прилетели в Мельбурн, 23 ноября первый старт — «десятка». Времени на разгон — две недели. Но я не мог тренироваться в точную силу, потому что болела нога. Получалось не совсем удобно: Человеку оказал доверие, привезли его на Олимпиаду, а он даже в меру своих слабых сил бежать не может. Но надо признаться, что угрызения совести мучили меня не слишком долго. Исаич объяснил, что на мою победу никто не рассчитывает: найдутся здесь люди как-нибудь посильнее меня. Моя задача — набираться опыта, присматриваться к известным спортсменам, попробовать себя в серьезных стартах.
Это
— В Мельбурне ты никого особенно не волновал, потому что был Куц. Все им интересовались. Он считался фаворитом.
— Вовсе не Куц, а Гордон Пири, англичанин Пири. Перед Олимпиадой он установил мировой рекорд — 13.36,8, финишным рывком обыграв Куца. Пири был в превосходной форме. Он и разбирался хорошо в беге. Обычно предпочитал лидировать в забегах, а против Куца применял тактику «рывка из-за спины». Специалисты считали, что и в Мельбурне у англичанина хватит сил удержаться за Володей, с какой бы скоростью тот ни бежал. А финиш для Пири не проблема.
И еще там был один человек, побеждавший Куца, — Кристофер Чатауэй, тоже англичанин. Он выиграл у Володи на матче Лондон — Москва. Причем выиграл точно так же, как и Пири, — «рывком из-за спины».
Проигрыш Чатауэю и Пири, причем в совершенно одинаковой манере, дал основание многим специалистам считать, что Куц не в состоянии победить этих англичан. Две такие неудачи — это уже закономерность. Даже у нас я нередко слышал: «Все, Володя стал клиентом у англичан». И действительно, трудно было представить, каким образом Куц сможет уйти от соперников, способных держать его до самого финиша, где их скоростной рывок обеспечивал победу.
Как всегда в таких случаях, не обошлось без глубокомысленных обобщений: человек-машина проигрывает человеку-мыслителю; хорошо тренированный русский робот обречен в поединке с бегуном-интеллигентом. Это обижало и злило. Исаич с Куцем разработали план, который должен был привести к победе. План был основан на тактике высокого темпа, чередующегося с длинными рывками. Конечно, чтобы выполнить этот план, нужна была отличная подготовка. Куц был подготовлен здорово.
Я был уверен, что он выиграет. Во-первых, я видел многие его тренировки. Так что сомнений в его спортивной форме не было. Потом еще такое соображение: немного зная Исаича, я был уверен, что в третий раз он не даст обмануть Куца, что-нибудь придумает. Да и сам Володя был настроен решительно, категорически. Даже тени сомнения нельзя было увидеть у него.
У меня такой уверенности в себе не было, конечно. Боялся я этого первого олимпийского старта, боялся «десятки». Я ее вообще мало бегал, думал, как бы не сойти. Олимпиада — это такая мясорубка. Там перегорают даже закаленные, все повидавшие бойцы. На моих глазах вот так сгорели в тренировках Маша Голубничая и Иткина. Подготовлены прекрасно, все у них ладится. А на тренировках затевают яростную борьбу, выкладываются. Вроде хотят произвести впечатление, на соперниц. Впечатление произвели, а себе нервы потрепали так, что на соревнования ничего не осталось. Такая же история получилась с Леонидом Щербаковым и Михаилом Кривоносовым, которым сам бог велел стать чемпионами — одному в тройном прыжке, другому — в метании молота.
Не было равных Михаилу Лаврову. Как Куц был сильнее нас всех на две головы, так и Лавров превосходил всех ходоков мира. Все у него было в порядке, но лих был чрезмерно. В дневнике, который представлялся тренерскому совету, мог написать: «Ходил восемь часов. Гонял зайцев. Одного чуть не задавил». Посмеивались, прощали, понимали, что будущий чемпион. А в Мельбурне Миша как оторвался от всех да как пошел к финишу — обо всем позабыл, голову потерял. Ему кричат: «Иди потише, снимут!» А он хоть бы что. В ходьбе порядки строгие. За лидером особо следят. Чуть кому из судей что-то показалось — снимают. Вот и Мише надо было перестраховаться, медаль-то в кармане. В общем, сняли его. Тут и припомнили Лаврову зайцев. Ругали на всех совещаниях последними словами.
Сам я выступил, как в тумане. Побежал я своим темпом. Где-то в головке даже держался. Потом началась свистопляска: кто-то обходит, я за ним. Чувствую, задыхаюсь, притормаживаю. Отдохну, снова за кем-нибудь бросаюсь. Про свой темп забыл. О чем думал — даже сказать не могу. В основном, наверное, ругал себя как мог. А вот, помню, думал, такое я барахло, что меня даже на теплоход не возьмут, чтобы домой ехать. Домой очень хотелось.
Очень четко видел Куца. Всю борьбу видел, все мелочи. Даже сейчас вижу всю эту невероятную борьбу, как будто снова и снова мне кино показывают.
После выстрела Володя рванулся вперед, как спринтер. Пири сразу приклеился. Темп очень высокий. На пятом круге — рывок. Пири не отстает. На шестом круге темп резко падает, лидеров достают трое бегунов, в том числе и Чернявский. На восьмом круге длинный рывок. Пири как привязанный. Володя уступает мне дорожку, но англичанин не хочет выходить вперед. Темп нарастает. «Пятерку» Куц и Пири проходят быстрее, чем это было в Хельсинки при установлении олимпийского рекорда.
На пятнадцатом круге очень длинное ускорение. Пири выдерживает. Куц резко замедляет бег, англичанин чуть не наталкивается на него. Володя почти останавливается. Но Пири вперед не выходит. Многим, наверное, показалось, что Куц выдохся и решил сойти с дорожки. Но он тут же рванул вперед. Пири поймал этот рывок. Я видел, что дела у англичанина неважные. А Володя этого не видел: Пири все время был за его спиной. На двадцатом круге еще один рывок, и тут же Куц отходи в сторону и тормозил. По инерции англичанина пронесло вперед, и он против своей воли стал лидером. Здесь Куц и рассмотрел его как следует. Несчастный и измотанный Пири лидировал метров сто, а потом Куц ушел вперед. Он уверенно набирал скорость. Пири вдруг стал ниже ростом, он как-то подсел, едва передвигал ногами. Тут его стали обходить все, кто был поблизости. Я тоже на радостях прибавил, но был слишком далеко. Все-таки они меня почти на круг обогнали. Куц финишировал с поднятой рукой. Ваня Чернявский устроился шестым. А мне досталось шестнадцатое место.
На «пятерке» было легче. Эта дистанция более привычна. Да и рад я был, что не умер на «десятке» и даже пришел не последним, сзади меня семеро финишировали. Продышался я хорошенько в первом старте, ногу проверил, не подвела она, хотя и беспокоила.
Решил я побороться, попасть в число первых десяти. Бежал уверено, в свою силу. Занял девятое место, Чернявского обошел, даже Чатауэя. Правда, его Куц на дистанции измотал рывками. Так что англичанин мне достался уже истерзанным. И результат был вполне приличным для мягкой дорожки и сильного ветра — 14.22,4.
После Олимпиады были всевозможные разборы выступлений, анализы. Но меня как ни странно, не ругали. Вероятно, потому что командой мы одержали победу. Всей командой, а легкоатлеты как раз заняли второе место. Но общее настроение было приподнятое, начальство оказалось снисходительным.
В Москву мы вернулись в январе, а в феврале началась подготовка к кроссу «Юманите». Все сильнейшие стайеры собрались в Сочи, тренировались каждый день, проводили прикидки. От прикидок был освобожден один Куц. Но на тренировках мы видели, что это уже не Куц, а тень Куца. Володю было не узнать. Два-три месяца без серьезных тренировок совершенно выбили его из колеи. Дает Никифоров, скажем, час темпового бега — Куц едва выдерживает, 5 раз по две тысячи метров — Куц последний, все проигрывал, все формы тренировок, причем всем, абсолютно всем.