Последний легион
Шрифт:
С одной стороны стены галереи обрушились, создав нечто вроде склона, по которому Ромул смог бы без труда соскользнуть на пол нижнего помещения. Мальчик нырнул в дыру и задвинул решетку над своей головой. И вот он уже внизу… и перед ним разворачиваются картины, подобные сну. Лучи солнца просачивались сквозь сточную решетку над головой Ромула, открывая его взгляду длинный мощеный коридор, в котором справа и слева стояли статуи римских правителей, каждая на роскошном мраморном пьедестале. На лица и латы, известные мальчику по множеству рисунков, падал неверный свет, струившийся сверху. Мальчик шел вперед, охваченный благоговением: на пьедесталах были начертаны имена каждого из правителей и список побед над врагами…
С каждым шагом Ромула все больше охватывало чувство необъятности римской
На всех этих выразительных скульптурных портретах лежал толстый слой пыли, покрывая густые брови, глубокие морщины, бороздившие благородные лбы… пыль осела на драпировках, на оружии и на орнаментах пьедесталов, — но ни один из императоров не был поцарапан или разбит. Должно быть, это место было чем-то вроде святилища, сохранявшегося в полной тайне. Но кто его создал? Юлиан, возможно, — первый в ряду фигур, тот, кого прокляли христиане, наградив его постыдным именем отступника… ведь он боролся с ними до последнего, продолжая поклоняться древним богам Солнца и Земли…
И вот, наконец, Ромул, дрожа от охватившего его волнения и восторга, добрался до северной стены подземной галереи. Перед ним встала вертикально плита зеленого мрамора, в центре которой красовался рельеф из золоченой бронзы, окруженный гирляндой лавровых листьев. Внутри гирлянды крупными буквами были высечены слова: CAIVS IVLIVS CAESAR. Кай Юлий Цезарь! Ниже кто-то добавил косыми буквами загадочную фразу: «Quоndecim caesus», что Ромул перевел приблизительно как: «Поражен пятнадцать раз». Но что это могло значить? Цезарь был убит тридцатью восемью ударами кинжала, это все знали из учебников истории… тридцать восемь, а не пятнадцать, и зачем вообще это печальное напоминание о мартовских идах появилось на этой грандиозной, драгоценной мраморной плите, рядом с бронзой и золотом? Это выглядело бессмысленным: надпись, которая, по сути, увековечивала убийцу величайшего из римлян.
Но при чем тут это странное число? Ромул вспомнил об акростихах и буквенных загадках, о которых так часто рассказывал ему наставник, когда они сидели у залива; Амброзии делал это для того, чтобы пробудить и заставить работать скучающий ум мальчика. Ромул начал читать буквы задом наперед, через одну… он был уверен, что тут должен таиться какой-то фокус, некий ключ, благодаря которому можно будет понять странное выражение.
Сверху не доносилось никаких звуков, кроме монотонного чириканья воробьев. И в этой странной, пустой атмосфере ум мальчика стремительно перебирал десятки вариантов сложения одних и тех же букв — в поисках единственно правильного. Потом вдруг Ромул сообразил, что кто-нибудь может заметить его отсутствие и поднять тревогу. Тогда и Амброзин окажется в опасности. И вспыхнувшее в его душе беспокойство подстегнуло ум, и буквы затанцевали перед ним, как бабочки в потоке теплого воздуха, и сами собой выстроились в серии чисел, добавившихся к пятнадцати… Сумма, состоящая из V, V и V, то есть из трех пятерок: позолоченные бронзовые буквы V в словах CAIVS IVLIVS. И добавленная позже надпись не зря сделала косым шрифтом — маленькая «г» не равнозначна заглавной V. Это и должно быть ключом к загадке! Ромул дрожащей рукой нажал по очереди на три большие буквы V; они утонули в мраморной плите, но больше ничего не произошло. Мальчик разочарованно вздохнул и уже хотел было повернуться и уйти, но тут его осенила новая идея: ведь тут было сказано «quindecim», что значило «три умножить на пять», а не три пятерки в ряд. И он нажал все три заглавные V в словах CAIVS IVLIVS одновременно.
Все три буквы погрузились в плиту — и в то же мгновение Ромул услышал резкий металлический щелчок, потом звук падающего противовеса и скрип ворота… и огромная плита отодвинулась, открыв проход, из которого потянуло сквозняком.
Ромул вцепился в мрамор и с силой толкнул плиту, поворачивая ее еще немного на петлях, а потом подложил под нее камень, чтобы дверь не закрылась за его спиной. И, сделав глубокий вздох, шагнул через порог.
Как только глаза мальчика освоились с тусклым освещением, он охнул, решив, что видит подлинное чудо: перед ним стояла величественная статуя, изваянная из мрамора разных оттенков, имитирующих естественные тона. И при этом Ромул увидел настоящее металлическое оружие изумительной работы.
Ромул медленно обвел статую взглядом, изучая каждую подробность, от сандалий, ремешки которых оплетали мускулистые икры, — до известной ему по преданиям кирасы, украшенной изображениями горгон и морских чудовищ с чешуйчатыми хвостами. Суровое лицо, орлиный нос, глаза, горящие величавой гордостью dictatorperpetuus, пожизненного диктатора и судьи нравственности. Сам Юлий Цезарь! Странный свет скользил по поверхности скульптуры, как отражение невидимых волн, и Ромул не сразу понял, что подвижный голубоватый свет проникает снизу, из колодца, который он поначалу принял за нечто вроде алтаря. Ромул нагнулся над краем колодца; но он только и увидел, что голубой свет. Он бросил туда камешек — и лишь через несколько долгих секунд до него донесся всплеск воды. Похоже, глубина этого провала была просто чудовищной!
Ромул выпрямился и обошел вокруг статуи, рассматривая ее еще более внимательно. Он никогда не видел подобного реализма, хоть в мраморных скульптурах, хоть в бронзе. Пояс, на котором висел вложенный в ножны меч, выглядел вообще настоящим. Ромул вскарабкался на один из капителей и протянул дрожащую руку к рукоятке меча, стараясь не попадаться под испепеляющий взгляд диктатора. И потянул… Меч послушно последовал за его пальцами и выскользнул из ножен. Ромул никогда прежде не видел ничего подобного! Лезвие меча было острым как бритва, блестящим, как стекло, и темным, как ночь. На мече виднелись какие-то буквы, но мальчик не мог их разобрать. Он обхватил рукоятку обеими ладонями, поднес меч поближе к лицу — но руки у него так дрожали, что меч прыгал перед глазами, как лист на ветру. Меч, разивший галлов и германцев, египтян и сирийцев, нумидийцев и иберийцев. Меч Юлия Цезаря!
Сердце Ромула отчаянно колотилось, и он снова подумал об Амброзине, который наверняка ужасно тревожился и повсюду искал своего воспитанника Вульфила разъярится, конечно… Ромул хотел было вернуть меч на место, однако некая сила остановила его, и он не смог ей сопротивляться. Он не мог и не хотел расстаться с мечом.
Ромул снял плащ и завернул в него меч, а потом быстро вернулся к каменной плите-двери и закрыл ее, убрав камень. Когда противовес возвращал мраморную плиту на место, Ромул бросил последний взгляд на сурового диктатора и прошептал:
—Я только немножко подержу его у себя. Не тревожься. Я его верну…
Ромулу не сразу удалось вскарабкаться по осыпи к дождевому стоку, но он справился с этим, поднялся к дыре и, приподняв решетку, осторожно огляделся. Выждав немного и убедившись, что его никто не видит, Ромул выбрался из дыры, скользнул за живую изгородь, а потом поспешил к своей комнате под прикрытием двух рядов одежды, развешанной после стирки на веревках. Сверток он спрятал под кровать. Снаружи, во дворе и саду виллы, уже нарастали тревожные крики стражей, ищущих мальчика. Ромул быстро спустился на первый этаж и быстро пробежал по конюшне, попутно обсыпавшись соломой и мякиной. Потом вышел наружу. Один из варваров тут же заметил мальчика и заорал во все горло:
— Вот он, тут! Я его нашел!
Варвар грубо схватил Ромула за руку и поволок к вахте. Ромул уже издали услышал доносившиеся из домика стражей стоны, и сердце его упало; Амброзин платил дорогой ценой за временное отсутствие своего ученика!
— Отпустите его! — закричал Ромул, отталкивая державшего его варвара и врываясь в помещение стражей. — Отпустите его немедленно, выродки!
Амброзин был привязан к стулу с высокой спинкой, руки старику скрутили позади. Из носа и изо рта наставника текла кровь, одна щека сильно распухла. Ромул бросился к нему и крепко обнял: