Последний Магистр
Шрифт:
– Да уж! Хорошее оправдание! Но – раздери меня зеркальник – за что я тебе буду жалование платить? На что мне маг, который не может снимать ловушки?
Ильверс только поморщился. Ему было плохо, как будто его как следует отходили палками надсмотрщики отца – а тут еще Томми со своим недовольством и расспросами… Ему захотелось напомнить о землях Красавчика, которые отыне принадлежали Ловкачу, но вовремя подумал, что все это незачем и непомерные аппетиты этого человека все равно уже не изменить.
– Я что-нибудь
Томми недовольно засопел. Потоптался еще немного, подошел к окну, с преувеличенным вниманием принялся разглядывать вывеску с окороками.
– Я пришлю к тебе Лисицу, – наконец пробурчал он, – она сильно беспокоится о твоем здоровье. Хотя с чего бы?
И, ухмыльнувшись, ушел. А Ильверс с облегчением закрыл глаза.
… Кожа, железо и розы. Тиннат осторожно присела на краешек кровати, пощупала лоб.
– Жара нет. И не было. Что с тобой?
Она говорила тихо, по-особенному мягко. А Ильверс вдруг подумал, что его уже очень давно никто не касался так, как это делала Тиннат. Пожалуй, нечто подобное он испытывал еще в свою бытность серой зубастой личинкой, когда мать гладила его и ласкала.
Дэйлор попытался улыбнуться.
– Как вы меня дотащили?
Лисица передернула плечами.
– Что за вопросы, Ильв? На себе, конечно же, на себе. Скажешь спасибо Малышу, он крепкий паренек. Так что с тобой приключилось, господин маг?
Ее ладонь все еще лежала на лбу, и это было приятно.
– Наверное, я переоценил себя, – просто сказал Ильверс, – и людская магия… тоже мне не по зубам оказалась.
– Угу.
Она задумчиво теребила непослушный локон, и мысли ее были далеко. На глабком лбу прорезалась тоненькая морщинка. Потом, вздрогнув, Тиннат перевела взгляд на Ильверса.
– Я долго думала над тем, что ты мне говорил. Я всего лишь женщина, молодая и глупая, и не могу понять все. Но мне бы хотелось тебе помочь.
– Ты ничего не можешь изменить, – поспешно возразил он. Может быть, слишком поспешно.
– Но я еще и не пробовала, – усмехнулась Лисица, и ее карие глаза задорно блеснули, – я попытаюсь тебе помочь, Ильверс. Как бы там ни было… Это будет мое решение.
Быстро наклонившись, она вдруг коснулась его губ своими. Запах роз стал густым, почти осязаемым…
И на самом деле все было хорошо. Даже слишком – чтобы оставаться правдой.
– Тиннат…
– Молчи, – она закрыла ему рот ладошкой, жесткой и мозолистой, привыкшей к рукояти меча, – никто на целом свете меня не переубедит.
Быстро поднялась и, улыбнувшись, исчезла за дверью.
Смесь железа, кожи и роз еще витала в воздухе, и Ильверсу – всего на миг – показалось, что он стал прежним, и что черный лед в его душе исчез, а пустота отступила. Он вновь ощутил себя таким, каким был до той роковой ночи, глупым, гордым и, по большому счету, беззаботным. А потом все вернулось на свои места; чувства подернулись серой дымкой, и нечто, раз завладев им, уже не торопилось терять отвоеванные позиции.
Тиннат снова заглянула поутру, шумно водрузила на стол поднос с завтраком и раздернула шторы.
– Завтракай, и пойдем.
– Куда?
Ильверс, щурясь со сна, удивленно оглядывал Лисицу: всего-то за ночь она преобразилась, да еще как! Вместо потрепанных штанов, выгоревшей полотняной рубашки и куртки на ней было надето пышное платье с вызывающим вырезом и пеной кружев. Рыжие, с рубиновой искоркой, локоны таинственным образом сплелись по бокам тоненькими косичками, а на затылке свободно вились, поддерживаемые большим гребнем. Даже лицо – и то изменилось; веки, губы – все блестело, искрилось. И только запах остался прежним… Хотя, верно, этим утром преобладали розы.
Тиннат по-хозяйски уперлась руками в стянутые корсетом бока.
– Сегодня же праздник. День зимнего солнцеворота! Завтра начинается новый год, будут новые весна, лето…
– И что? – Ильверс нехотя сел на кровати. Чувствовал он себя довольно сносно, давешняя немочь ушла.
– Как – что? – Лисица одарила его лучезарной улыбкой, – мы идем на праздник!
– Мы?!!
– А что тебе мешает? – она окинула его внимательным взглядом, – ты выглядишь вполне человечно. Потом как-нибудь снова твою шевелюру покрасим…
– Но я хотел… Заняться исследованиями людской магии.
– Ох, брось! – она беззаботно махнула рукой, звякнув монетками на браслете, – спорим, я отведу тебя туда, где ты сможешь сполна проникнуться духом этой самой магии? Ну же, вставай, лежебока.
Осознав, наконец, что Тиннат просто так не отвяжется, Ильверс стянул со спинки стула одежду.
– Э…Может быть, ты выйдешь? Пока я буду одеваться?
– Вовсе необязательно, – заверила Лисица, – я могу просто отвернуться, если ты такой застенчивый.
Хмыкнув, дэйлор покинул нагретое место под одеялом и, пока Тиннат с преувеличенным вниманием рассматривала в окно окорока и колбасы на вывеске, натянул штаны и рубаху.
Не самое лучшее время для праздника, когда ему побыстрее надо понять – что же это такое – людская волшба?
…И все же они вышли из таверны и неторопливо побрели по улице. В Алларене и впрямь чувствовался праздник – в запахе сладких горячих хлебцов, в трелях людской болтовни, в пестрых и броских нарядах городских кумушек и их кавалеров. На площадях бойко выступали бродячие шуты (позже Тиннат пояснила, что это называется цирк), неистово верещали дудки, тарахтели трещотки, бухали барабаны.