Последний маршал
Шрифт:
— Приболела, — не очень уверенно ответил Аничкин.
— Ну ладно, заходи. — Он положил ладонь на плечо Аничкина и легонько подтолкнул во двор. — Слушай, — негромко сказал Толя, когда они входили в дом, — ты это… меня Толяном не называй. Неудобно, тут родители жены…
«Начинается», — с тоской подумал Володя.
Однако когда он увидел публику, толкущуюся в необозримом холле, женщин в длинных декольтированных платьях и хорошо одетых мужчин, которые пили из высоких тонких стаканов разноцветные напитки («Коктейли!» — сообразил Аничкин) и поедали микроскопические, наколотые на тонкие шпажки бутерброды-канапе,
— Пойдем, я тебя с женой познакомлю. — Зеркалов подхватил его под локоть и поволок в толпу гостей.
По дороге они наткнулись на официанта, который, искусно лавируя между группками гостей, нес круглый поднос, заставленный высокими фужерами с искрящейся жидкостью.
— Бери шампанское. Только вчера из Парижа, — посоветовал Толя.
«Черт побери, — думал Володя, прихлебывая вино, — вот уж не думал, что где-нибудь у нас такое возможно. Не иначе, Толе удалось проникнуть на самую верхушку. Только чего?»
— Таня, познакомься. — Толя тронул за локоть стоящую к ним спиной женщину.
Когда она обернулась, Аничкин вдруг понял, что он никогда, ни за что и ни под каким видом не включил бы Таню в свой еженедельный отчет полковнику Белову, даже если бы достоверно знал, что она собирается взорвать Кремлевский Дворец съездов. Почему? Вряд ли он смог бы это объяснить. Просто это было первое, что пришло ему в голову, когда он увидел ее глаза. Огромные, бездонные темно-карие глаза. Вообще-то Аничкин имел склонность к самоанализу и сразу же попытался определить причину такого странного (если не сказать больше) решения. Но мысли мгновенно перепутались в его голове, и он потерял способность к каким-либо умозаключениям. Аничкин видел только глаза Тани Зеркаловой…
— Здравствуйте, — сказала она.
— Здра… — Володя протянул ей руку, но, на беду, именно в ней был бокал с шампанским.
— На счастье, — кисло произнес Толя, глядя на сверкающие под ногами осколки, — Венеция…
— Что? — спросил Аничкин.
— Венеция, говорю. Начало века. Из музея.
— Ну ладно тебе, Толя, не смущай гостя, — вновь улыбнулась Таня, все-таки пожимая кончики пальцев Аничкина. Ему показалось, что она задержала их немного дольше, чем положено.
— Ты не беспокойся, Толя, я заплачу.
Зеркалов иронически хмыкнул:
— Зарплаты не хватит. — Он сделал знак проходящему мимо официанту убрать осколки.
— Где вы работаете? — спросила Таня, беря Аничкина под руку и уводя в сторону. — Толь, мы немного прогуляемся с твоим другом, ладно?
Возможно, если бы Зеркалов не был огорчен потерей музейного фужера, он так опрометчиво не отпустил бы свою обворожительную жену с Аничкиным. А может, и отпустил бы. Так или иначе, весь остаток вечера они провели вместе.
Гостей было столько, что искать затерявшуюся в огромном доме парочку было бессмысленно.
Володя плохо помнил подробности этого вечера. Да и вообще поверить в них было непросто. Вначале он совершенно невпопад отвечал на ее вопросы, потом неуклюже шутил, а совсем поздно он оказался в дальнем углу сада, в старой уютной беседке и, что было совсем уж необъяснимым, в жарких объятиях Тани Зеркаловой.
— Но почему? — спрашивал Аничкин, привыкший постоянно искать объяснения каждому поступку.
— Тс-с, — закрывала ему рот узкой ладошкой Таня.
Часов в одиннадцать она вывела его через заднюю калитку, а сама как ни в чем не бывало, приведя одежду в порядок, вернулась к своим гостям.
По дороге домой, да и весь следующий день, Аничкин размышлял об умопомрачительном своем приключении. Что и говорить, тайные любовные похождения были для него в новинку. Жене он до сих пор ни разу не изменял, и не потому, что не подворачивалось случая, а просто не хотелось — работа, то да се… Впрочем, и до Оли любовные связи Аничкина можно было сосчитать по пальцам одной руки. С первого взгляда он никогда в жизни не влюблялся, а тут — на тебе! Понравившаяся ему женщина накидывается на него как кошка, даже не заручившись его согласием. К тому же — жена старого друга. Видимо, женщину никогда не понять, и что у них на уме, не известно никому. Даже им самим.
Таня Зеркалова сунула ему на прощанье визитную карточку — прямоугольный кусочек картона отменного качества, на котором золотом было напечатано ее имя и два телефона — домашний и рабочий. И все. Больше ничего указано не было.
Звонить Аничкин не стал. Продолжение знакомства, как он понимал, не сулило ничего хорошего. Судя по положению Зеркалова, Толя и его жена были довольно заметными личностями. Кроме того, Аничкин подозревал, что именно благодаря ей Толя и достиг успеха. В любом случае интимные отношения с Таней могут стать известными окружающим, и тогда что же? Увольнение с работы за аморалку, окончательный разрыв с женой, да и Белов, скорее всего, в восторге не будет… Так что куда ни плюнь — везде сплошные минусы. Визитка Тани была надежно спрятана в один из томов Большой Советской Энциклопедии, а сам Аничкин постарался выкинуть из головы то головокружительное приключение на Николиной Горе. Правда, с последним было труднее. Сидя в своем кабинетике, читая перед телевизором «Вечерку» или даже составляя очередной отчет для Белова, Володя то и дело вспоминал огромные, страстные глаза Тани, ее мягкие губы ну и… все остальное. Да, Володя Аничкин, пожалуй, первый раз в жизни по-настоящему влюбился.
Не прошло и двух недель, как Таня позвонила ему сама.
— Привет! — услышал он в трубке и тотчас же узнал ее голос.
— Э-э… здравствуйте, — промямлил Аничкин.
— Жена дома? — догадалась Таня.
— Да…
«Интересно, откуда она знает мой номер телефона?»
— Ну что же ты? Почему не позвонил?
— Занят был. — Ничего глупее придумать было нельзя.
— А я так ждала… Ну ладно, приезжай в воскресенье на дачу. Прямо с утра. Толя в командировке, так что не беспокойся. Жду.
В трубке послышались отбойные гудки.
Дело было в четверг вечером, и два следующих дня Аничкин провел в мучительных раздумьях. Здравый смысл подсказывал не ввязываться в авантюру, но к этому голосу почему-то совсем не хотелось прислушиваться. Чем дольше Володя размышлял, тем больше ему хотелось поехать. И кроме того, в нем взыграл мужской эгоизм по отношению к Толе Зеркалову: дескать, вот ты весь из себя такой крутой и самоуверенный, а баба твоя со мной. Короче говоря, в воскресенье спозаранку, сказав Оле, что идет на рыбалку, Аничкин устремился на Николину Гору.