Последний Муж Биомантики
Шрифт:
Октофф испытал непропорционально большое чувство благодарности. «Да, понравится. Спасибо тебе». Его кольнула надежда. «Что ты можешь сделать с ошейником?»
Изящная голова опустилась. «Ничего. Биотехнологии далеко продвинулись со времени моего рождения, которое было очень давно».
Надежда исчезла, оставив ещё одно крохотное отверстие в сердце Октоффа.
«Ну ладно», - сказал он. «Как мне тебя называть? Говорящая?»
Она засмеялась. «Ты думаешь, что говоришь с собакой? Нет, ты говоришь со мной. Я - Биомантика: поля, агенты, дом... всё это. Несмотря на
«Я даже не знаю, что такое Биомантика».
Её глаза расширились. «О. Ну, ты должен называть меня так, как тебе будет приятно. Это всегда было правилом. Старый Муж называл меня Титания. Красивое романтическое имя со Старой Земли, говорил он. Новый Муж зовёт меня Вавилония. Это не такое приятное имя, не так ли?»
Выражение лица Говорящей было таким несчастным, что он, чтобы успокоить, погладил её по пушистой спине. Он резко отдёрнул руку, когда его осенило, как это странно, но она помахала хвостом от удовольствия, как всякая собака. Её человеческие глаза вдруг стали мечтательными.
«Я буду называть тебя Красоткой» - сказал он.
«Хочу тебе кое что показать», - сказала Лэнилла, поманив Октоффа через дверь в свою комнату.
На полу, возле её кровати, лежало два трупа, оба скрученные в гротескных позах с выгнутыми спинами людей, до смерти забитых болевым прутом.
«Я думал, мы здесь одни», - сказал Октофф, двигаясь через силу. Он посмотрел на тела. Оба, мужчина и женщина, были исключительно красивы, до того, как их исказила агония смерти, хотя трудно было быть уверенным.
«Мы были и есть». Она встала рядом с ним. «Это были подарки. Самец, вроде, из бычьей породы; самка - смесь обезьяны и кошки, по-моему».
«А», - сказал Октофф. Уголком глаза он заметил Говорящую, которая колебалась у двери, голова опущена, хвост просунут между ног.
«Подарки», - сказала Лэнилла. «Игрушки для спальни. Она пытается угодить мне».
Октофф посмотрел на Лэниллу. Был ли хоть след сожаления в её взгляде?
«Ты знаешь, почему мы здесь?» - спросила его Лэнилла позже, когда они сидели на противоположных концах длинного стола, поедая яйца-пашот.
«Я знаю одну причину, почему я здесь», - сказал Октофф, думая о мёртвых существах в покоях Лэниллы.
«Знаешь?» Лэнилла улыбнулась и намазала тост маслом. «Что ж, возможно. Но у меня есть другое задание для тебя. Тебе любопытно?»
Павиан-агент вошёл в обеденный зал, неся большое блюдо с ароматным арбузом, нарезанным на кусочки, разложенными яркими спиралями.
Она впилась в красный полумесяц и по её подбородку потёк сок. «Хорошо», - сказала она. «Теперь о твоём задании. Я хочу, чтобы ты стал другом Вавилонии. Это не должно быть слишком трудно. Ты - красивый мальчик; а она - женщина, в некотором смысле».
«Вавилония?»
«Биомантика. Та штука, в которой мы сейчас находимся. Эта ферма». Лэнилла побарабанила пальцем по столу. «Лучше бы мне проинструктировать тебя на краулере,
Думай о земле, как о её коже; она чувствует всё, что происходит на её полях. Сейчас мы сидим в её черепе. Она пробует нас». Лэнилла вздрогнула.
Через секунду Лэнилла продолжила, словно цитировала текст. Первые колонисты вывели Биомантику и её сестёр как ответ на смертельную биосферу Селевэнда - стайную чужеродную жизнь, которая сделала невозможным традиционное фермерство. Они надеялись, что эти разумные фермы будут в состоянии справиться с враждебными жизненными формами Селевэнда, и они были правы.
Биомантики, с их нечеловеческой бдительностью, всесторонней наблюдательностью и значительно расширенным интеллектом, смогли довольно быстро реагировать, чтобы противостоять враждебности Селевэнда. Каждая из них могла постоянно использовать свои родильные и генные операционные, чтобы перестраивать себя и своих агентов для приспособления к местным условиям. Каждому новому вредителю или болезни вскоре противопоставлялся новый организм, эволюционировавший, чтобы победить их.
Она рассказала эту историю хладнокровно, но за её отстранённостью Октофф почувствовал глубокую неприязнь.
«Я никогда не слышал об этих удивительных существах», - сказал он скептически.
«Ты не с Селевэнда; какое тебе дело до нашей древней истории? Более того, все они давно погибли, кроме одной этой».
«Что случилось?»
«Они сошли с ума. Убивали своих Мужей или делали другие опасные вещи».
«В самом деле?» Он почувствовал, что это объяснение содержит не всю правду.
«Да. Но это неважно. Просто сделай, как я сказала - стань её другом».
«Зачем?»
Она нахмурилась. Удушающий обод сжимался до тех пор, пока он не смог вдохнуть. Он стал без всякой надежды скрести по ободу.
«Октофф, послушай», - сказала она. Обод немного ослабился и он с трудом вдохнул, после чего обод снова сжался. «Чего ты хочешь больше всего? Свободы? Ты ни от кого её не получишь, кроме меня». Обод, казалось, раздавит его горло. «Делай, что я требую, и я позволю тебе уйти». Его взор стал тускнеть.
Когда, обод, наконец, разжался, он жадно вдохнул воздух. В нём клокотал гнев.
Она стояла перед ним, очень близко. «Ты такой милый, когда находишься в этой убийственной ярости. Но не забывай о включателе на мертвеца на удушающем ободе». Она дотронулась до эмиттера позади своего уха. «Когда умру я, умрёшь и ты». Она сделала круг из большого и указательного пальцев левой руки и положила на него кулак правой. «Чпок», - сказала она и сомкнула круг. Её кулак взлетел вверх, а Октофф представил, как его вертящаяся голова летит по воздуху - воздушный змей с красным хвостом и орущим лицом. Он подавил дрожь, но она это заметила и радостно улыбнулась.