Последний мужчина

Сергеев Михаил

— Жадность!! Ненависть! — раздались выкрики. — Хитрость! Обман! Желание превосходства! Нет, очень больших денег! Жажда популярности! — Голоса постепенно смолкли.

— Помощь и совет ваш, — подобострастный голос из дальнего угла явно надеялся на похвалу.

— Да-а, действительно забавно… — протянул Сергей, окончательно сообразив, что невидим, и вновь посмотрел на спину ярусом ниже.

Красностёклый недовольно покачал головой и, оглядев зал, повторно остановил взгляд на «одаренности»:

— А

как ты считаешь, Роан?

— Болезнь духа человеческого, — ответил знакомый голос.

— А знают ли это люди?

— Лишь христиане. Только их проповедники говорят, что сами больны так же, как и пришедшие на исповедь.

— Какова же причина болезни?

— Родовое повреждение — зависть, — по-прежнему тихо ответил тот. — Зависть благополучию и успеху идущих рядом, родная сестра жадности и двоюродная сестра ненависти. Три грации Кановы по-прежнему ослепляют человека. Делают глухим, но слышащим, придают силы, но оставляют в немощи, зазывая на площади. Всё остальное — последствия.

Зал с нескрываемым раздражением загудел. Сергей не верил своим ушам. Мысль лихорадочно перебирала знакомые имена. Кто? Кто это говорит?

— Верно! Вот главный мотив их свершений. — Стёкла странных очков, казалось, одобрительно сверкнули. — Задача же наша — постоянно поддерживать пламя страсти, пожирающей человека! Но одни ли мы разжигаем его?

— Нет! Сами двуногие помогают нам! Мы обманули их! — послышалось отовсюду.

— И как же?

— Мы подсказали одной, нет… первой половине пути утоления её. Зависти!

— Ай, молодца! — воскликнул учитель. — И какие же пути-дорожки вы подкинули людям?

— Мы объявили причиной всех несчастий богатство одних и нищету других! Мы сказали, что в том и корень земных бед! И если всё будет поровну, то и причин для зависти не будет! А значит, и ненависти! — перебивая друг друга, закричали ученики.

— А разве не так? Разве неравенство не есть основа всех бед?

— Конечно, нет, учитель! Причина бед человеческих давно открыта им. Да только не хотят они болезнь признавать причиною! Не верят!

— Не верят! Не верят! Не верят! — снова загудел зал.

— Не верят! Не верят! — повторили стены.

— И какой же путь к справедливости подсказали вы?

— Мы подкинули первой половине самый привлекательный путь к равенству! Самый короткий! Они и хотели лишь такой! Чтоб увидеть результат!

— Которого никогда не достичь, учитель, — громко сказал кто-то внизу, но его тут же перебили:

— Чтоб заслужить память! Ухватились! Глупцы!

— Каков же подкинутый путь?

— Пролить кровь! Кровь! Кровь! Кровь! — Ритмичный гул наполнил амфитеатр, и сидящие в такт застучали кулаками по столам.

— А догадались они о крови впереди? Когда брались за дело?

— Обижаете, учитель! И

сто лет назад не подозревали, а нынешние вообще принимают за карнавал! Скрыт от тварей поворот между желанием дать людям и даваемым. Между порывом в начале и злом в конце, потому как злы сами. Это наш секрет! Только наш! — раздались голоса. — Под злом понимают несправедливость, под добром — борьбу с ней. Вот две главные лжи! На что покупаем их! И выбирают именно борьбу, беспощадную и такую нужную нам! А перед злом — поступок, перед поступком — мысль, перед нею — мотив!

— Что за мотив? Для кого?

— Для тех, кто сумел побороть зависть!

— Ага! Есть и такие? Что же вы сделали с ними?

— Мы удвоили ненависть! Их ненависть! — выкрикнул кто-то сверху громче всех.

— Ай, молодца! Не стоите на месте! Извлекаете уроки! Но примеры? Примеры, достойные! — вдруг недовольно прохрипел красностёклый, нервно ударив два раза ладонью по кафедре.

Сергей мог поклясться, что оратор прищурился, предвкушая ошибку.

— Я ненавижу! — снова крикнул тот, сверху. — Дальше на выбор: рабство! Угнетение!

— Ненавижу монархию, власть, — завыла толпа, — неравенство женщин, отсутствие свобод! Ненавижу обман!

— Да ту же несправедливость! — взвизгнул кто-то.

— А у меня — образ жизни богатых! — Писклявый голос прозвучал за спиной.

Сергей даже не успел оглянуться, как в уши ударило:

— Вот побудительный мотив! Магическое слово! «Ненавижу»! Заклинание! Заклинание! Произносящий — наш!

— Наш! Наш! Наш! — заревел зал.

Казалось, стены зашатались. Один человек необыкновенной порядочности, «герой нового времени», «Дон Кихот XXI», как называл его Сергей, произнёс однажды: «Ненавижу!»

Сине-красный поднял руку вверх. Все смолкли.

— Да! — вновь воскликнул он. — Мы пожертвовали тайной бед людских, чтобы скрыть тайну рождения причины. Окрасив в благородство цель! Какая краска у этого благородства?

— Красная, красная, учитель!

— Но разве гибель миллионов ради равенства не самое ужасное преступление?

— Самое ужасное, учитель! Но первые не хотят знать этого! Зато так считает вторая половина, несущая людям свободу!

— Как же вам удался такой фокус?

— Вторые с радостью поверили нам! Чтоб осудить прежние преступления ради равенства!

— Осудить! Осудить! — разнеслось под сводами.

— Какую же тайну скрыли вы от второй половины?

— Что гибель людей ради свободы страшнее гибели за равенство! Это и останется тайной! Но только для слепых! — подскочив, заорал человечек рядом с Сергеем.

— Да, да! — понеслось по залу.

— С чего взяли вы, что оно страшнее? — красно-синие стёкла неестественно заблестели.

Амфитеатр стих.