Последний оплот
Шрифт:
Ида подошла, села рядом с Беном, дотронулась рукой до его плеча и спросила:
— В чем дело, Бен?
Тот продолжал плакать и только махнул рукой в сторону двери. Ида посмотрела туда, но не увидела ничего, кроме помятой газеты.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — осведомилась она.
Внезапно Бен Айзек встал и начал действовать. Он повесил шляпу на место, поднял с пола газету, вручил ее Иде, а сам отправился на кухню и начал неистово мыть руки над кухонной раковиной. Ида посмотрела на газету: именно ее Бен поднял тогда в ресторане.
Ида
— Вы-то здесь при чем, Бен?
Бен, не выключая воду, подошел к ней, ткнул пальцем в заметку в нижнем правом углу, затем вернулся на кухню и продолжил ритуал омовения.
Ида принялась читать заметку, на месте которой образовалось мокрое мыльное пятно.
"ИЗУВЕЧЕННЫЕ ОСТАНКИ ОБНАРУЖЕНЫ В ИЗРАИЛЬСКОЙ ПУСТЫНЕ НЕГЕВ
Как сообщает агентство «Ассошиэйтед пресс», сегодня утром молодыми археологами на месте раскопок обнаружено изуродованное тело. Человеческие останки были уложены так, что образовывали свастику, которая, как известно, являлась символом мощи нацистской Германии три десятилетия тому назад.
Израильские власти, однако, отказались подтвердить эту информацию. Они лишь сообщили, что останки принадлежат Эфраиму Борису Хегезу, промышленнику из Иерусалима.
На вопрос относительно возможных убийц представитель правительства Тохала Делит заявил, что эти останки, похоже, находились на месте раскопок со времени последнего выступления арабских террористов. Тохала Делит выразил сомнение, что раскопки, цель которых обнаружить следы двух израильских храмов, существовавших в 586 году до нашей эры, могут быть приостановлены в связи с этой грустной находкой".
Ида Бернард перестала читать и подняла глаза. Бен Айзек Голдман снова и снова вытирал руки бумажным полотенцем, которое, похоже, до этого уже использовалось в этом же качестве.
— Бен... — начала Ида.
— Я знаю, кто убил этого человека, — сказал Голдман. — И я знаю, почему его убили, Ида. Потому что он дезертировал. Я тоже из Израиля. И я тоже дезертир.
Бросив на пол бумажное полотенце, Бен Айзек опустился на кровать рядом с Идой и закрыл лицо руками.
— Вы знаете, кто убил?! — переспросила она Бена. — В таком случае надо сейчас же сообщить об этом полиции. Вы меня слышите? Сейчас же!
— Не могу, — сказал Голдман. — Тогда они разыщут меня и убьют. Они задумали нечто столь ужасное, что я даже не могу себе это толком вообразить. Господи, ведь с тех пор прошло столько лет, столько лет...
— Тогда надо сообщить в газету, — посоветовала Ида. — Через газеты вас никто не сможет отыскать. Вот, пожалуйста, посмотрите.
Она взяла газету, лежавшую у нее на коленях.
— Это «Вашингтон пост». Звоните им и скажите, что у вас есть самая настоящая сенсация. Они непременно вас выслушают.
Голдман крепко стиснул ее руку, отчего Иду словно пронзило электричеством.
— Вы так думаете? У меня
— Ну разумеется, — успокоительным голосом произнесла Ида. — Я не сомневаюсь в этом, Бен. Я верю, что вы в состоянии решиться на этот шаг. «Ида Голдман, — подумала она. — А что, звучит неплохо. Очень даже неплохо».
Бон Айзек уставился на нее. В его глазах появилось нечто похожее на благоговение. У него были тоже кое-какие мечты и надежды. Но неужели это и в самом деле может случиться? Неужели у этой миловидной женщины есть ответы на все его вопросы? Голдман схватил телефон, стоявший в изголовье кровати, и набрал номер справочной службы.
— Алло! Справочная? Не могли бы выдать мне номер «Вашингтон пост»?
Ида улыбнулась.
— Что, что? — спросил Голдман и затем, зажав рукой микрофон, обратился к Иде: — Редакция или отдел подписки? Что нам нужно?
— Редакция, — скачала Ида.
— Редакция, — проговорил Бен Айзек в трубку. — Так, так. Два, два, три... шесть, ноль, ноль, ноль. Большое спасибо. — Бен Айзек положил трубку, посмотрел на Иду и снова стал крутить диск.
— Два, два, три, — говорил он, работая пальцем, — шесть, ноль, ноль...
— Попросите Редфорда или Хоффмана... Вернее, Вудворда или Бернштейна, — сказала ему Ида.
— Понял, — отозвался Голдман. — Алло! — сказал он в трубку. — Я бы хотел поговорить с Редвудом или Хоффштейном, если можно.
Несмотря на свое невеселое настроение, Ида не смогла сдержать улыбку.
— Ах, вот как? — говорил между тем Голдман. — Что? Ах да, конечно. Благодарю вас. — Он обернулся к Иде: — Они сейчас соединят меня с репортером. — Он ждал, покрываясь испариной. В трубке по-прежнему была тишина, и он обратился к Иде: — Вы и правда думаете, они могут помочь?
Ида кивнула головой. Голдман явно черпал силы от общения с ней.
— Ида, я должен сказать вам теперь всю правду. Я... я уже давно наблюдаю за вами. Я говорил себе: какая красивая женщина. Неужели такой женщине я могу понравиться? Нет, я и не мог на такое надеяться, Ида. И я ничего не мог предпринять, потому что боялся, что меня настигнет прошлое. Много лет назад я обещал кое-что сделать. Это было продиктовано необходимостью. Тогда это было нужно. Теперь это бессмысленно. Это приведет к полному уничтожению...
Голдман замолчал и пристально посмотрел в глаза Иде. Она же, стараясь не дышать, сидела и кусала ногти, очень напоминая влюбленную школьницу. Она даже толком не слушала его признаний. Она хорошо знала, что ей хотелось бы услышать, и напряженно ждала этих слов.
— Я уже старик, — начал Голдман, — но когда я был молодым... Алло! — Он снова направил все внимание на телефонную трубку. Его соединили с репортером.
— Алло! Это Редман? Нет, нет, извините... Да... Ф-фу, я, собственно... — Прикрыв рукой трубку, он снова обернулся к Иде. — Что сказать-то? — пробормотал он растерянно.