Последний оплот
Шрифт:
Чиун кивнул и сказал:
— Я слышал об этом человеке. Он приложил немало усилий, чтобы погубить американское телевидение. — Чиун взял бумагу, ручку и, подойдя к Римо, положил и то и другое ему на живот. — Сейчас я продиктую письмо, — сказал он.
Римо издал звук, похожий на рычание, а Чиун опустился на коврик в позе лотоса.
— Ты готов? — спросил Мастер Синанджу.
— Готов, — буркнул Римо.
Чиун прикрыл глаза и положил ладони на колени.
— Дорогой Норман Лир, Норман Лир, — произнес он. — Берегись! Подпись: Чиун.
Римо выждал паузу,
— "Искренне Ваш" добавлять не будем?
— Я завтра проверю, все ли там верно, а потом ты его отправишь, — сказал Чиун и, сидя с прямой спиной на соломенном коврике, погрузился в первую стадию сна.
Зазвонил телефон. Римо задумался, не ему ли звонят. Слишком много телефонных звонков раздавалось ночью. Римо слышал их через стены. Он также слышал, как пробирается где-то между стен мышь, совершая марш-бросок по внутренностям здания. За мышкой никто не гнался, потому что других звуков Римо не услышал.
В ночи раздавалось немало разных звуков. Полной тишины не бывает. Для Римо вот уже десять лет не существовало такого понятия, как тишина. Любители мяса и воины спят, отключив мозги. Но это не сон, а потеря сознания. Настоящий сон дает отдых голове и телу, позволяет быть в курсе того, что происходит вокруг. Такой сон отключает сознание не более, чем отключает дыхание. Да и зачем такое отключение?
Первобытные люди, возможно, так и спали. Но их потомки устроены по-другому. Большинство из них спят как бревна. Но, как учил Чиун, позволять себе такой сон означало просто-напросто умереть раньше срока. А потому Римо слышал во сне все, что происходило вокруг. Это все равно как слышать музыку за стеной. Он слышал все, но не принимал участия. Итак, зазвонил телефон. И когда Римо понял, что он звонит слишком громко, а стало быть, не за стеной, а в этой комнате, то встал и снял трубку.
Поднося трубку к уху, услышал, как забормотал Чиун:
— Неужели этот чертов телефон должен звонить час, прежде чем ты пошевелишься?
— Спокойствие, папочка, — отозвался Римо. — Алло! — рявкнул он в трубку.
— Это я, — услышал он едкий голос, от которого у него зачесались барабанные перепонки.
— Поздравляю, Смитти! Вы хотите пожелать мне спокойной ночи?
Доктор Харолд Смит был явно разочарован.
— Я звоню достаточно рано, и ваша ирония неуместна.
— Отдел иронии фирмы КЮРЕ работает круглосуточно. Звоните завтра в то же время — и результат будет точно такой же.
— Хватит, — перебил Римо Смит. — Ну, что, вы навели порядок в купле-продаже известного вам товара?
— Надеюсь.
— Где коммерсант?
— Не важно. Главное, работа сделана.
— Отлично, у меня для вас новое задание.
— Что на этот раз? — осведомился Римо. Опять поспать не удастся. — Ну, кого надо пристукнуть?
— Это не телефонный разговор, — отрезал Смит — Встречаемся через двадцать минут в кафе на улице с северной стороны отеля.
Раздался щелчок, потом в трубке послышались гудки, в которых, Римо был готов поклясться на Библии, слышался отчетливый французский акцент.
— Это звонил безумный лунатик Смит? — осведомился Чиун, по-прежнему сидевший на коврике в позе лотоса.
— Кто еще может звонить в такое время?
— Отлично. Мне с ним надо поговорить.
— Если так, то почему же ты не снял трубку?
— Потому что это дело обслуживающего персонала, — сказал Чиун. — Ты отправил?
— Что именно?
— Мое послание Норману Лиру, Норману Лиру, — пояснил Чиун.
— Папочка, но я только что встал.
— На тебя нельзя ни в чем положиться! Тебе следовало уже давно отослать письмо. Тот, кто ждет, прождет целую вечность.
— "Кто рано ложится и рано встает здоровье, богатство и ум сбережет", как гласит пословица! Кстати где тут север?
Харолд Смит, директор КЮРЕ, сидел в бистро меж весело чирикающих, пестро одетых французов, словно сыч на приеме с коктейлями.
Когда Римо опустился на стул напротив Смита, то заметил, что тот был одет в серый костюм и черный жилет. И еще на нем был действовавший Римо на нервы дартмутский галстук. Шли годы, кто-то умирал, кто-то продолжал жить себе припеваючи, но Харолд Смит и его костюм не менялись.
Чиун занял позицию за соседним, таким же белым, столиком, который, к счастью, не был никем занят, и Чиуну не пришлось заниматься принудительной эвакуацией. Посетители косились на странное трио, а один молодой человек счел, что Чиун — звезда азиатской эстрады, прибывшая в Париж на рок-концерт.
Официанты, впрочем, уже видели трио раньше. Тот, что постарше, в костюме двадцатилетней давности, смахивал на продюсера. Худой, в черной тенниске походил на режиссера. Кореец сидел за столом с таким видом, словно ему принадлежал весь ресторан. Поэтому он скорее всего был актером, приглашенным на роль Чарли Чэна или Фу Манчу, а может, и кого-то другого. Короче, это приехала очередная идиотская американская съемочная группа.
— Привет, Смитти, — сказал Римо. — Что стряслось и почему нужно было непременно меня будить?
— Римо! — сказал Смит вместо приветствия. — Чиун!
— Сущая правда, — согласился Римо Есть и Чиун, и Римо.
— Привет, о великий Император, мудрый хранитель Конституции, над которым не властно время, — сказал Чиун, отвешивая глубокий поклон, несмотря на то, что его ноги были закинуты на стол. — О кладезь премудрости и благородства!
Смит обернулся к Римо и спросил:
— Чего он хочет от меня на этот раз? Когда он называет меня «великим Императором», это неспроста. Он всегда в таких случаях чего-то хочет.
— Скоро он сам заговорит, и все станет понятно, — отвечал Римо, пожимая плечами. — Ну, так в чем дело?
Смит говорил примерно двенадцать минут, в раздражающе уклончивой манере, которую он усвоил еще с шестидесятых годов, когда в моду вошли подслушивающие устройства. Римо смог понять, что речь идет о смерти двух израильтян, и, хотя убийства произошли в точках, отстоящих одна от другой на тысячи миль, между этими событиями имелась связь, и она указывала на нечто весьма серьезное.
— Ну и что? — спросил Римо.