Последний оплот
Шрифт:
Чиун между тем отвинтил крышку. Ничего не произошло.
— Я бы давно навел порядок, — сказал кореец, — если бы все вы так много не говорили. — Он наклонился и посмотрел в отверстие цилиндра.
Пятьдесят два. Пятьдесят один. Пятьдесят...
— Ну что? — спросил Римо.
— Там темно, — отозвался Чиун.
— Во имя Иисуса, — заговорил было Забари, — мистер Чиун...
— Начинается, — пробормотал Римо.
— Во имя Иисуса? — переспросил Чиун. — Нет, нет. От него мы ни разу не получали работы. Вот Ирод Чудесный — это совсем другое дело...
Сорок пять. Сорок
— Чиун, ей-Богу, — сказал Римо.
— Если бы ты прочитал историю Синанджу, как тебе, собственно, и полагается, ты бы не заставлял меня еще раз объяснять все сначала, — заявил Чиун.
— Сейчас не время для уроков истории, папочка, — сказал Римо, указывая на бомбу.
— Учиться никогда не поздно, — невозмутимо парировал Чиун.
Тридцать. Двадцать девять. Двадцать восемь...
— Вот что на самом деле произошло с этим беднягой Иродом Оклеветанным. Оскорбленный собственным народом, использованный в своих интригах римлянами, он в конце концов, страдая душой, обратился к своему придворному убийце-ассасину. Мастеру Синанджу, и сказал: «Я был не прав. Если бы я слушал тебя, а не советников — придворных и шлюх, которых хоть пруд пруди в этой проклятой земле...»
Тринадцать, двенадцать, одиннадцать...
— И Мастер похоронил Ирода в пустыне.
Девять, восемь, семь...
— Чиун, ну пожалуйста...
Шесть, пять, четыре...
— Во имя Ирода Оклеветанного! — воскликнул Чиун и выдернул провода.
— Все равно тикает! — в ужасе прокричала Зава.
Три, два, один... Ноль.
Ничего не произошло.
— Конечно, тикает, — согласился Чиун. — Я ведь вывел из строя бомбу, а не часы.
Глава семнадцатая
Их никто не провожал.
Йоэль Забари заявил о своей вечной благодарности Корее и Соединенным Штатам Америки. Зава Фифер заявила о своей вечной преданности телу Римо. Что же касается тела Делита, то его прошили очередью из автомата и бросили на вражеской территории, что было нетрудно, потому как все территории вокруг Израиля — вражеские.
Но Израиль все еще существовал, и жизнь продолжалась так, словно ничего и не случилось. То, что Израиль чуть было не оказался уничтожен, не означало ровным счетом ничего. Сионизм был по-прежнему объявлен вне закона ООН. Арабы по-прежнему отрицали право евреев на существование. Бензин по-прежнему стоил дорого. Ничего не изменилось.
Йоэль и Зава снова вернулись к исполнению своих обязанностей. Они пожелали Римо всяческих успехов и попросили, чтобы в следующий раз, когда он захочет появиться в Израиле, он заблаговременно предупредил бы их о таком намерении — лучше года за три.
— Израиль — не государство, — сказал Чиун, — это состояние ума! Ум действует, и мысли возникают и исчезают.
Как узнал Римо, дома дела шли неплохо, Смиту удалось установить, кто разгласил тайну о поездке Римо и Чиуна в Израиль.
— Я действовал методом исключения, — сказал он Римо. — Поскольку об этом не сообщали ни я, ни вы, ни Чиун, оставался только один человек.
Когда Смит поделился своими соображениями о неуместности такой откровенности
Смит приказал Римо возвращаться домой. Задание было выполнено, и Израиль мог заняться своим основным делом — проблемой выживания.
Что же, черт побери, делал Римо на древнем «Чайном пути»?
— Что, черт побери, я делаю на древнем «Чайном пути»? — спросил Римо.
— Я оказал тебе услугу, так что теперь ты мне должен оказать услугу, — сказал Чиун.
Они шли по старинной караванной тропе в синайской пустыне, глядя на камни, на которых были высечены слова молитв.
— Разве я тебе что-то задолжал? — удивился Римо. — Я же отправил письмо Норману Лиру, Норману Лиру. И ты получил свои дневные драмы.
...Чиун не сводил с него глаз, пока Римо выполнял эту операцию. Он не заметил, правда, что Римо не наклеил марки и в качестве обратного адреса указал следующее:
"Капитану Кенгуру. Си-би-эс, Теле-сити.
Голливуд, Калифорния"...
— Ну, какие еще услуги я должен тебе оказать? — осведомился Римо.
— То были не услуги, — напомнил Чиун. — То были твои обязанности. Но не волнуйся, сын мой, я ищу знак.
— Ищи его поскорее, папочка, а то мы опоздаем на самолет.
— Спокойствие, Римо. Есть вещи и похуже, чем опоздать на самолет и остаться здесь.
— Что же это может быть? — спросил Римо. — Или у тебя размягчение мозгов? А как же «малопривлекательная страна»? А как же канувшие в вечность великолепные дворцы прошлого? Помнишь, ты говорил о них?
— Они исчезли, — согласился Чиун. — Их занесло песками. Они вернулись в землю, как и кости Ирода. Так, впрочем, и должно было случиться. Красота — внешняя красота — этих краев пропала, но если Израилю суждено будет исчезнуть с лица земли, то пусть уж и остальной мир исчезнет с ним. Кроме, конечно, Синанджу.
— Хватит обманывать себя, — буркнул Римо. — Если вдруг Израиля не станет, остальной мир и не почешется. Жизнь пойдет своим чередом.
— Да, пойдет своим чередом навстречу концу, — сказал Чиун, — потому как в этой стране есть то, что необходимо миру. В основе Израиля — те же красота, любовь, братство, как и в Синанджу.
Римо рассмеялся. Да тут и впрямь имелось нечто общее. И Израиль, и Синанджу отличались, на его взгляд, удивительным убожеством и захолустностью. Только Израиль ему казался огромным сплошным побережьем, а Синанджу холмом, поросшим ползучим сорняком.
— О чем ты говоришь? — удивился Римо. — О любви, братстве? О Синанджу? Господи, мы же убийцы-ассасины, Чиун! Синанджу — родина самых безжалостных в мире убийц. Жуткое место...
— Синанджу прежде всего искусство, а потом уже место, — поправил Римо Чиун. Лицо его сделалось серьезным. — Неужели ты думаешь, что это я бросил вызов атомный силам и победил их? Ничего подобного! Это сделало искусство Синанджу. Все, что есть во мне, есть в Синанджу. Все, что есть в Синанджу, есть во мне. То же самое можно сказать об Израиле. Это сила, и все те, кто живут в Израиле, могут впитать в себя эту силу.