Последний поцелуй
Шрифт:
– Ты солдат, как мой брат? – спрашивает она.
– Я был, но теперь у меня есть шанс стать лидером.
– А ты компетентный лидер?
Я изгибаю губы. Компетентный, а не моральный. Хорошее слово. Похоже на собеседование. Но вместо того, чтобы чувствовать себя униженным, я вынужден убедить её в своих достоинствах.
– Я знаю, как заставить людей действовать, поэтому и ищу «Мадонну». Она убедит сомневающихся людей в том, что я преданный своему делу и смогу возглавить организацию. Я обдумываю и принимаю решения без эмоций. Действую в наилучших интересах, даже если эти действия задевают других.
Я
Впервые с тех пор, как я познакомился с Наоми, она смотрит мне в лицо. Но наши взгляды не встречаются. Её взгляд скользит по моим глазам, затем по щеке и останавливается на моём ухе.
– Звучит так, будто ты компетентен.
Её мягкие слова словно комплимент.
– Как долго мне работать на тебя?
– До тех пор, пока не справишься с этим. Пока ты ищешь того человека, я буду обеспечивать тебя. Еда, оборудование, развлечения. Как только всё закончится, я верну тебя домой к семье и выплачу денежное вознаграждение.
Она машет рукой.
– Мне не нужны деньги. У меня их много. У тебя есть рабочая станция?
– Что тебе нужно? Алексей достанет, что пожелаешь.
– О, нет, мне нравится самой покупать вещи. Но, если у тебя есть ноутбук, я могу начать прямо сейчас. В нём должен быть хороший процессор, по крайней мере, четырехъядерный. Не нетбук. Они дерьмовые. А я не знаю, сколько скриптов мне нужно будет запускать.
Она ходит кругами и уже забывает обо мне. Забывает о моём интересе к её телу. Мою историю о «Мадонне и волке». Мою проверку на лидерство. Она останавливается посредине комнаты и задаёт вопрос, которого я жду.
– Где ты слышал, что сделка с «Мадонной» состоялась?
– А почему, ты думаешь, я искал Императора, Наоми? Это было в твоём творении. В «Императорском дворце».
Глава 4
Наоми
Я изучаю Василия, когда тот произносит слова, которые нельзя произносить вслух. У меня спокойное выражение лица, но разум работает, вычисляет. Он знает о «Дворце Императора». Знает, что я создала веб-сайт, имеющий связи с преступным миром, о котором не должен знать ни один нормальный человек. Это делает меня опасной. А то, что он об этом знает, делает его ещё более опасным.
Василий знает обо мне гораздо больше, чем показывает, а значит, мне надо быть осторожнее. Он говорит о «Дворце Императора» таким странным голосом, что чувствую, как скучаю по нему. Точно таким же голосом несколько минут назад он описывал, как засунет член между моими грудями и оттрахает её.
Я... я не знаю, как к этому отношусь. Я не хороша в чувствах. Дайте задачу, которую можно выполнить руками, и я приступлю к работе. Диагностировать свои чувства? У меня не получается.
«Я представляю тебя без одежды на моей кровати».
Я теряю фокус, потому что тоже представляю. Представляю, как он пожирает меня этим сильным взглядом, полным внимания ко мне и моим губам. Но потом я вспоминаю обо всех жидкостях и нечистых вещах, что сопутствуют сексу, и выкидываю эту мысль из головы.
Не должна удивляться тому, что он знает про «Дворец Императора». Я создала его, чтобы следить, и он не должен привести ко мне. Зашифрованные IP-адреса, место на чужом сервере, ничего не приведёт ко мне. Так или иначе, всё пошло не так. И в этом я виню Хадсона. Он не давал мне тратить время на то, чтобы должным образом скрыть мои шаги. Команды были всегда резкие «создать шаблон для вывода денег с учётной записи» или «взломать вот этот швейцарский банк сегодня вечером». Сокрытие в тёмном интернете транзакций требует времени и таинства, что мне не разрешалось.
Я стала неряшливой. Меня это раздражает.
Однако я не буду сообщать этого незнакомцу. Я изучаю его и много думаю. Он высокий человек. У него твёрдый неуступчивый рот. Он не улыбается. Не выглядит так, как те, кто мне нравятся.
Ещё минуту назад он говорил о моих грудях так, будто они его возбуждают. Его дыхание участилось так же, как и моё сейчас. Сначала я думала это от паники. Гипервентиляция всегда является одним из симптомов паники. Когда я перегружаюсь, я могу легко запаниковать.
Но нет других сигналов тревоги. В конечностях нет покалывания, будто сосуды пережаты. У меня желудок не сворачивается от стресса. Значит, это не тревога. Это совсем другое.
Возбуждение?
– Ты молчишь, – говорит он мягким успокаивающим голосом. – Скажи, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты нашла эту сделку в «Императорском Дворце», и сказала мне, кто купил Караваджо.
Он как будто выбрасывает куски предложений. Такая привычка у всех, кто говорит на славянских языках. Нет связи в предложениях. На хинди, японском, индонезийском и латинском языках таких связей тоже нет. Я читала об этом, когда неделю изучала языки, и была очарована ими. Особенно, увлекательным был французский, потому что...
– Наоми, – повторяет он, вытаскивая меня из мыслей о языках.
– А?
Я забываю о чём, мы говорим.
– Ты знаешь французский?
– Un peu.
Это значит «немного» по-французски.
Я сияю.
– Потрясающе. Всегда хотела изучать французский. Считаю, разница между женскими и мужскими существительными весьма интересна. В конце концов, определяет, действительно ли озеро мужского рода...
– Наоми, – говорит он, снова перебивая меня. – Глубокий интернет. «Императорский Дворец». Я хочу, чтобы ты проверила записи.
– Ой. Точно.
Я быстро моргаю и пытаюсь сбить свой мозг с языковых рельсов.
– Мне нужна предварительная настройка.
– Нет. Начинай сейчас.
Хм.
– Хорошо. У тебя есть компьютер, который я могу использовать?
Он наклоняет голову, кивнув в сторону соседней двери.
– Алексей принёс тебе один. Он в кабинете.
– Отлично.
Вскочив на ноги, замечаю, как его взгляд следит за моей грудью. Это снова заставляет меня странно себя чувствовать. Я очарована тем, что этот человек явно заинтересован моим телом. Он находит во мне что-то сексуальное и возбуждающее, тогда как большинство людей видят во мне урода. Естественно я не отношусь к себе, как к уроду. Но меня достаточно часто так называли, чтобы знать, что моё уродство тревожит людей.