Последний подвиг капитана Рождественского
Шрифт:
Через неопределенный кусок времени — я в это время сидел, прижимаясь к теплой двери, ведущей в машинное отделение — свет и ветер разогнали туман. Открылся вид на море — мусорщик, сделав свое дело, подходил к плавучему мусороперерабатывающему заводу. На палубах этой махины я тоже не увидел ни одного человека, хотя на таких «предприятиях» обычно кучами копошатся шоколадные братишки от мала до велика: роются в мусоре, что-то прямо варят и жарят, нагружают свои лодчонки барахлом, которое еще можно употребить в глобальной сети «секонд-хэнд».
Сейчас никто не рылся, не копошился. Я минут десять гулял по безлюдному заводу, затем подплыл катер веселой
Никаких попыток воткнуть мне «перо» под лопатку и вырезать мою печень, никто даже не предложил купить пакетики с дурью. Кажется, только у одного из молодцов был разъем для нейроинтерфейса, но другой сказал мне, что Колян творит на ходу виртуальные картины — он художник-маринист, под Айвазовского косит…
Город становится все ближе, но я никак не мог узнать хорошо знакомую набережную Васильевского острова. Пассажирский порт скоропостижно превратился в стоянку яхт, исчезли стоявшие к югу от него наноплантовые офисные вышки, сменившись гроздьями золотистых геодезиков. А к северу от него возник длинный пляж с белым песком, за ним, если в бинокль глянуть… смешные лавчонки в виде мультяшных персонажей. Далее к востоку — ступенчатые жилые дома, с зеленью, каждый второй этаж тянет на висячий сад Семирамиды… Слушайте, еще совсем недавно тут было несколько огороженных клубных участков с барами и ресторанам, вокруг них площадки по продаже подержанных автомобилей и автосвалки, а над этим хозяйством нависали облупленные коробкообразные махины, забитые гастерами. Так? И ничего не спишешь на дефекты зрения и коньюктивит, не получится — разница слишком внушительная.
Кажется, я недооценил тех ребятишек, что доставили меня к берегу. Похоже, они по дороге сделали мне инъекцию наркоинтерфейса — мономолекулярной иглой в мозг, хрен заметишь. Эй, Айвазовский, не намекнешь ли ты на что-нибудь? Нет, Айвазовский только лепечет что-то про «белеет парус одинокий».
Через несколько минут во всем подозреваемые парни высадили меня на берег. Я прошел мимо старичков, угнездившихся в «раковинках», защищающих их от ветра, мимо закаленной детворы, играющей с крылатым мячом, явным обладателем искина — солнце зашло за тучку и стало по-питерски зябко. Под ногами хрустел чистый песочек. Мусор собирали не пьяные бабки и не выходцы из более солнечных краев, а небольшие аппараты — на вид паучки. Как я заметил, столкнуться с ним невозможно, если даже попытаешься, он сразу прильнет к песку, и уже тарелка тарелкой.
Другие аппараты — напоминающие фламинго — разносили прохладительные и горячие напитки: жидкость лилась из «клюва», а стаканчики появлялись из-под «крыла».
Я прошел линию, где располагались будочки для продажи всякой снеди — роботизированные и легко трансформируемые — то это избушка яги, потчующая пирогами, то здоровенная печка, выдающая горшки со старорежимной кашей. И я, между прочим, не заметил, чтобы получатели пирогов и каши платили за еду.
Дальше была широкая улица, где катались машинки — было видно, что они относятся к одному проекту. Все круглые, с полупрозрачным корпусом, который одновременно является и единственным колесом. Диаметра и раскраски — разной, порой и откровенно безумной.
Водилы у них внутри не было. Соответственно, никто не ограбит задремавшего пассажира и не выбросит его голого на помойку. Мест для пассажиров — от одного до пяти. Сидения на гироскопической гондоле. Явно эти машинки-мячики и без двигателя внутреннего сгорания, энергия передается из-под дорожного покрытия.
Машины сновали по индивидуальным машрутам, однако на больших трассах катились цепочками.
Более всего меня удивило то, как они поднимались по подсвеченным дорожкам на стенах домах — по вертикали!
Я так понял, что это общественный транспорт. Блин, ничего такого вчера еще не было. Да и какой может быть общественный транспорт в городе, где правят желтобаксы? Но сейчас ВСЁ иначе. Я — в состоянии наркотического одурения… Или я был в состоянии наркотического одурения, а теперь вернулся к реальности?
Ко мне подъехала одноместная машинка с рожицей, нарисованной голографической краской, раскрылась как яичко, приглашая. Я сел, она закрылась и поинтересовалась: «Изменить раскраску?» Я буркнул что-то неразборчивое в ответ и мячик-машинка спросила: «Куда желаете, сударь?» «Пока никуда». «Все поняла, сударь мой, просто покатаемся по городу, я музычку включу, если не возражаете».
На борта-экраны сразу пошла информация о красотах города на Неве — это уже никакая не Ландскрона с долбанной Ингерманландией, а российская жемчужина Питер — в режиме «дополненной реальности». Вон за тем окном (стрелочка показывает, машинка рассказывает) живет старик-ученый, придумавший эффективную и безопасную беспроводную передачу энергии, благодаря которой мы так весело катаемся. Вот за той дверью — капитан с Северного морского пути, который освоил подводную транспортировку грузов в графеновых контейнерах. Вон там отважный полярник, который в одних трусах дошел до северного полюса, испытав клеточный антифриз — теперь готовится выйти без скафандра на поверхность русского Марса. А за этой скромной занавесочкой на десятом этаже пьет чай чиновник, действительный государственный советник. Он создал систему абсолютной честности для всего госаппарата, заменив 90 % персонала на компьютеры под управлением вечно строгого искина. Оставшимся бюрократам был имплантирован рефлекс чести и даже мысль о коррупционном акте немедленно вызывает у них рвоту и понос. Благодаря нашему герою, зарплату чиновники получают особыми деньгами, имеющими «цвет» и «запах», только такими и могут пользоваться — значит, уже не выйдет получить взятку и спрятать ее в офшоре.
— Что-то я не въезжаю, а почему такие люди не боятся указывать свое место проживания любому залетному уголовнику?
— Чем больше упоминаний о человеке в общественной сети, тем более к нему приковано внимание общественных систем безопасности, — стала охотно разъяснять машинка. — Вон посмотрите — на стене дома, где живет наш скромный герой, снуют туда-сюда такие роботы-гекконы, это бодигарды, так сказать. А над крышей словно мошкара вьется — это дроны-телохранители.
Гекконы, значит. Если это всё — не действие наркода на моего мозговые центры, то тогда я отсутствовал в городе гораздо дольше, чем мне кажется.
Я проехал через висячий сад на десятом этаже и оказался на широкой многоярусной улице — здесь тоже было зелено. Растения, пешеходы, машины, даже лошадки-пони — всё имелось в большом количестве — но не пересекалось, потому что располагалось на разных уровнях. Около памятника, напоминающего творения советских конструктивистов и представляющего что-то вроде торпеды в фуражке, я заметил название улицы. Имени и фамилии такого-то, голографический портрет его же — улыбается во весь рот, в парадной форме.