Последний подвиг капитана Рождественского
Шрифт:
— Да я и тридцати серебреников не получил. Когда стал скандалить по поводу редактуры, то Адмани не выплатил мне большую часть гонорара. А потом…
— Что потом?
— Я достаточно выпил? Давай-ка еще по одной нальем и кусочек лимона протяни, пожалуйста — хочу по-питерски. Я, конечно, настаивал, но против таких носорогов не попрешь. Меня его секретарша по-быстрому отфутболивала — шеф на совещании и покеда, закройте дверь с той стороны. А мои имейлы и звонки вообще антиспамерской программой терла. Тогда моя баба поехала к издателю — уговаривать, на жалость бить, чтобы он остальные деньги отдал.
— И
— Думаю, что Виталий Эдуардович ей заплатил, не абрек же какой-то. За интимные услуги, так сказать. По таксе: с презервативом — сто баксов в час, тогда ведь еще зеленые бумажки в ходу были, без резины — вдвое больше. Вскоре она свалила от меня. Даже квартиру не потребовала продать, чтоб свою долю получить — дескать, у нее новые горизонты открылись, теперь она жить по-настоящему будет — шоппинг-джоггинг, а вот раньше прозябала. Вот такой финал у моей творческой и семейной жизни.
— Мда, нет повести печальнее на свете… — Саша поглядел на свое ядовитое море; и хрен знает, интересна ему эта мутота, которую я ему поведал, или нет.
Приняв в очередной раз «на грудь», Рождественский на несколько секунд расслабился, прикрыв глаза, но потом, словно спохватившись, спросил:
— И как потом дела у этого Адмани? Я его несколько раз по телеку видел, он медаль за «свободу слова» получал — а еврокомиссар вручал. Процветает, стало быть.
— Процветал. А потом с яхты свалился и пропал без вести. Утоп, наверное.
Рождественский искренне порадовался.
— Да что ты говоришь, Пашка? А я то думал, что говно не тонет. Шикарно. Вот бы и с моим подлецом такая финита ля комедиа приключилась.
— И кто у тебя подлец?
С кухни вернулась Елена Дмитриевна.
— Вот, мальчики, всё, что смогла, — сказала она, расставляя тарелки с жареными кузнечиками, что ли. — Знала бы моя мама, что я буду такую… этакую… готовить, — дама так и не смогла подобрать определения, чтоб не обидеть хозяина.
— Еленушка свет Димитриевна, да какая же это гадость? Это — натуральный продукт, природный афродизиак, — стал нахваливать Саша, — а вот, что там продают под видом курочек и уточек — это еще большой вопрос.
— Я, кажется, вас прервала, можно мне уйти уже? — несмотря на строгий внешний вид, нерешительно спросила она.
— Как это «уйти»? Зачем эта напускная скромность, зачем сковывать себя в броне условностей? Вы же у нас Елена Прекрасная, только та девушка была с моральными изъянами, войну развязала, нулевую мировую, а вы нет. Слушай, богиня, налей, Ахиллесу Пелееву сыну. Точнее, Ахилла надо было в психушке держать — чмо он отмороженное — а не прославлять при помощи Бреда Питта. Куда ему, пидору, до Гектора — защитника семьи и отечества.
Женщина бросила несколько испуганный взгляд на меня. Явно, Саша ей нравился, но она больше доверяла моей персоне.
— А мы с вами нигде раньше не виделись, Елена Дмитриевна? — поинтересовался я.
— Я точно не была воспитательницей у вас в детском саду.
— Тогда б она тебе, сорванцу, так наподдала по попке, что ты надолго бы запомнил, — вклинился Саша.
— Какой-то вы больно веселый, господин отставной капитан, — решила пресечь разговорчики в строю строгая дама.
— А отчего я такой веселый? Оттого, что грустный, — Рождественский загундосил как Джон Сильвер в исполнении артиста Бориса Андреева. — Это я виноват во всём. Пусть юнга Спицын и Елена Дмитриевна знают.
— Во всем, во всем?
— Во всем, во всем, во всем.
— Не много ли на себя берешь, Сашок? Вот и твой тезка, адмирал Рождественский, был далеко не так виноват за Цусиму, как пишут некоторые пердючие щелкоперы. И царь-бедолага, кстати, тоже не виноват. А дело было предрешено отстутствием у нас операционных баз на незамерзающих морских комуникациях — чего у врагов было предостаточно. Мы только при адмирале Горшкове стали настоящей морской силой.
— А потом все благополучно профукали.
И Саша рассказал как пять лет назад он не спас отечество.
— Тогда шла война, которую наши начальники из ложной стыдливости называли «ситуацией повышенной конфликтогенности». Совсем серая война, без тыла, без флангов, когда ни на одного человека нельзя положиться, потому что «хозяева жизни» вытравливали из людей совесть и веру на протяжении почти сорока лет. Тогда тысячи японских «бабушек» с силиконовыми морщинами на искуственном коллагеновом каркасе высадились на Курилах и Сахалине. А похожие на них «дедушки», только уже польские и тевтонские, заполонили Калининградскую область. Заблокировали все дороги, перерезали линии связи. Вязальные спицы стреляют мономолекулярными иглами, вставные челюсти излучают шум на наших военных частотах, слуховые аппараты считывают разговоры наших вояк даже через стекло. А вся мировая пресса подпевает про мирную демократическую борьбу против «наследия сталинской оккупации»… Да блин, без «сталинской оккупации» фашисты с япошами весь мир бы поимели.
— Ты, это, потише, Сашок, сейчас и туман есть звукозаписывающий, и пыль подслушивающая. Фашисты и так весь мир насадили — не одни, так другие. Ты лучше скажи, чем это наши доблестные вооруженные силы тогда были заняты?
— Чем? Серьезным делом. С пивком у «ящика» отдыхали. А по «ящику» писатели вроде тебя выступали. И в самом деле, если замочишь импортную «бабусю-дедусю» — тут же сам под арест, жди пока «прогрессивная общественность» смонтирует на тебя обличающие фотки, а военная прокуратура, купленная НПОшниками, состряпает дело. Ты и до зоны не успеешь доехать, «свободолюбивые» уголовники по дороге прирежут, а мировая пресса уже настрочит-надрочит про зверские расправы «сил тирании» над «мирными демонстрациями пожилых людей». Знаешь, сколько во вранье денег вкладывалось, чтобы народонаселение не понимало, что на страну идет атака. И на югах проблем было больше, чем достаточно — волной шли шахидки. Смертницам закачивали жидкие взрывчатые вещества в закупоренные участки кишечника, вшивали под кожу кремнийорганические детонаторы…
— Про «черных вдов» помню.
— Хрен тебе, а не «черные вдовы» — это медийщики в очередной раз несли чушь, про несчастных женщин, которые лишились своих мужей — борцов «за свободу Кавказа». На самом деле «борцы за свободу Кавказа», иначе говоря уроды, которые вырезали наших русачков на Тереке, хватали этих баб где-нибудь в России; проводили им резекцию, имплантацию, затем программирование мотивационной памяти. После потери центров аналитического мышления хватало коротенькой психопрограммы на десять строчек с хорошим фармакологическим закреплением. И вперед, на смерть, с улыбкой во весь рот.