Последний поход С-137
Шрифт:
Мичманы жили таким же вахтенным методом в четвёртом отсеке, где кроме камбуза находилась их выгородка, которую когда-то с чьей-то лёгкой подачи назвали «гадюшником». Матросы спали, меняясь друг с другом, на подвесных койках в носовом и кормовом торпедных отсеках. На этой лодке, как и на других советских подводных и надводных кораблях, всё было устроено по традиционной схеме: жилое пространство и порой минимальные удобства отбирались у людей в пользу оружия и техники.
Капитан-лейтенант Беседин спал, меняясь с заступившим в это время на вахту матросом, на верхней подвесной койке, рядом с торпедным аппаратом. Седьмой отсек он выбрал сам. Дело в том, что здесь находился люк аварийного выхода. Если случится
Когда после ночной вахты Беседин наконец-то добирался до своего крохотного лежбища, он почти мгновенно проваливался в желанную бездну сна. Но именно сегодня было как-то тягостно на душе и почему-то не спалось. Проворочался до двух часов ночи. И после того, как крайний раз посмотрел на часы, услышал противный скрежет чего-то, как ему показалось, металлического о корпус лодки…
Для подводника военных лет ситуация, не раз уже испытанная в походах, более чем понятная: если не было удара и лодку даже не качнуло, значит это минреп – металлический трос, которым предназначенная для подводной лодки мина крепится к своему донному якорю. Но это в военное время. А сейчас?..
А сейчас, во второй половине ХХ века мы от той жуткой войны ещё далеко не ушли. Подводникам-балтийцам хорошо было известно, что со времён войны в Балтийском море осталось ещё немало не вытраленных подводных мин. Нередко они срываются с проржавевших тросов-минрепов, всплывают на поверхность и угрожают смертью надводным судам. Сколько уже в послевоенное время случилось по этой причине трагических историй.
Беседина словно холодной водой окатило. Он опрометью бросился в центральный пост. Но уже вскочивший сюда Пущин «успокоил»: рыболовный трал… Ему акустики об этом с уверенностью доложили и даже дали пеленги на характерный шум винтов сразу нескольких рыболовных траулеров. Да и сами тралы при глубоководном тралении издают настолько специфические звуки, что их не перепутаешь не с чем другим: в наушниках гидроакустической станции слышишь, будто пустые консервные банки катятся по асфальту…
Подводная лодка будто упёрлась во что-то мягкое и ход застопорился. Сразу электромоторами стали отрабатывать «полный назад». Вскоре скрежет прекратился. Видимо, выскочили из трала.
Известны случаи, когда попавшие в рыболовный трал подводные лодки, словно мифические спруты, уносили на глубину небольшие траулеры вместе с их экипажами. Но в этом случае на поверхности должно быть всё в порядке. Лодка не получила крен, её даже не качнуло. Значит, траулер даже не притопили. К тому же гидроакустики подтвердили, что все ранее запеленгованные на поверхности суда продолжают движение без изменения скорости и курса. Можно не всплывать. А нештатное всплытие на боевой службе – это ЧП. Кстати, ещё в базе флагманский штурман предупреждал, что этот район, где сейчас находилась подводная лодка, – постоянное место лова польских рыбаков.
Последствия для самой лодки обнаружили, когда следующей ночью всплыли на зарядку батарей. На ограждении рубки снесена половина ветроотбойника. Это такой козырёк, сделанный из оргстекла и металла. Пришлось оставшуюся часть спилить ножовкой. Кроме того, на рубке даже ночью ясно выделялся след от тралового троса. Его тут же закрасили штатной чёрной краской. Но самое плохое – оказалась согнутой рамка радиопеленгатора, внешне похожая на правильный четырёхугольник.
Когда через неделю завершили первый этап автономного плавания и для пополнения запасов топлива, пресной воды и продуктов зашли в нашу советскую базу в Польше Свиноуйсьце, специалисты только руками развели: в их условиях
В отсеках трудно дышать
И на втором этапе злой рок продолжал посылать свои закодированные сигналы…
Вышли из Свиноуйсьце со смешанным чувством. С одной стороны, радовало то, что боевая служба перевалила на вторую половину и до возвращения домой остаётся всего три недели. С другой, подспудную тревогу вызывал выход из строя системы радиопеленгования. Она могла выдавать координаты своего места при любых погодных условиях. Теперь точность обсерваций зависела только от штурмана старшего лейтенанта Анатолия Молостова. Ему, конечно, могли помогать более опытные товарищи – командир, старпом и даже находившийся на борту начальник штаба. Но в любом случае нужно было видеть звезды на ясном небе, а такое небо в осенней Балтике не такое уж и частое.
К исходу третьих суток плавания, как обычно в 22:00, всплыли бить зарядку – самое в автономке желаемое время, когда можно глотнуть свежего воздуха, а заодно и курнуть. Чтобы как-то скрасить гнетущее однообразие жизни под водой, перед всплытием проводили конкурс эрудитов – победители могли первыми выходить наверх, на долгожданный перекур. За время между всплытиями Беседин вместе с другими офицерами готовил самые разные вопросы из области техники, географии, культуры, политики. Потом он задавал их из центрального поста по громкоговорящей связи отдельно для каждого отсека. Состоящее из офицеров главного командного пункта «жюри» тут же определяло победителя. А кроме главного приза – первыми выйти наверх после всплытия, добавлялся ещё и другой желанный приз: банка компота, сгущёнка и шоколад.
Подводник никогда не скажет «заряжать батареи». Для этого существует профессиональный термин «бить зарядку» или чаще «бить заряд». Он означает, что запускаемые сразу после всплытия дизеля, обеспечивая лодке ход, одновременно набивают зарядку аккумуляторных батарей. Хотя на самом деле в это время работающие дизеля издают весьма характерный звук – лодка словно бы кудахчет на ходу. И это как-то исподволь успокаивает или даже притупляет чувства, слишком обострённые там, в относительно бесшумных отсеках.
Однако «бить зарядку» и «бить баклуши» это совсем не одно и то же. Даже наоборот. С момента всплытия количество вахт не уменьшается, а увеличивается: на верхнем мостике, у пульта радиолокационной станции, на радиоприёме, в дизельном отсеке…
После того, как всегда первым поднимающийся в рубку командир подводной лодки (это право дано только ему) открывает верхний рубочный люк, включаются мощные вентиляторы. Они гонят в отсеки свежий воздух с такой силой, что у некоторых срывает пилотки. В это время, пользуясь шумом и «ветром» вентилирования, в дальнем дизельном отсеке мотористы могут, прячась от офицеров, потихоньку покуривать… А на камбузе начинает греметь противнями кок. Он должен за время зарядки и вентилирования отсеков успеть приготовить для заступающей в 00:00 часов вахты традиционный ночной завтрак: запечённые в тесте консервированные сосиски, кофе или чай.
Первыми в рубку – и каждый только с разрешения командира – поднимаются подводники из победившего в конкурсе отсека. За ними все остальные, начиная с первого носового торпедного и заканчивая седьмым кормовым торпедным. Ровно четыре минуты, ни минутой больше, отводится каждому, чтобы подышать таким желанным чистым морским воздухом, курнуть – именно курнуть, а не покурить и не «потравить баланду» как на надводных кораблях на баке за волнорезом, что за четыре минуты не успеть, и увидеть ночное море, небо… Потом быстро уступить место другому и нырнуть в рубочный люк.