Шрифт:
Наша встреча с бывшим заместителем командира подводной лодки С-137 по политической части замышлялась почти как детективная история. Официальный повод для командировки на Балтийский флот я, в то время корреспондент Агентства печати Новости (известного всему миру как АПН), решил использовать для того, чтобы втайне от всех найти Василия Беседина и с помощью верных друзей уговорить его приоткрыть тайну того злосчастного автономного плавания. Потому что флотское командование тщательно «оберегало» офицеров этой лодки от любых контактов с прессой и представителями общественности. Долгое время невозможно было узнать даже о том, как сложилась судьба подводников после осени 1981 года, когда западные репортёры фотографировали С-137 в шведских шхерах, да к тому же – в районе самой секретной шведской базы ВМС Карлскруна. А между тем на Западе «гуляла» жутковатая история: командир субмарины-шпиона
Но уже в Калининграде наступил момент, когда я решил сыграть ва-банк, и рассказал о своих тайных намерениях первому заместителю начальника политуправления Балтийского флота контр-адмиралу Павеласу Кашаускасу. Потрясённый тем, каким жестоким представляют за рубежом советский флот, адмирал стал нажимать кнопки на своём пульте. Вскоре в его кабинет вошёл… капитан 2 ранга Василий Беседин.
– Вот он. Тот, которого вы ищете, – с металлом в голосе сказал адмирал. А потом, уже ни к кому не обращаясь, почти торжественно добавил: – Пусть расскажет всё честно, ничего не утаивая. Преследовать за правду его никто не будет…
Я был поражён. Шёл 1990 год. Это ещё советское время. Откровенно говоря, идя ва-банк и зная, как в наших Вооружённых Силах «свято» относятся к любой открытости, будь она правдой или кривдой, я мало на что надеялся. А тут, вдруг, «пусть расскажет всё честно, ничего не утаивая»…
Как оказалось, совсем недавно Беседин с благословления начальства слал в Москву, в редакцию журнала «Советский воин» телеграммы с просьбой, а потом с требованием не публиковать материал журналиста Вербицкого, который первым узнал о его судьбе, но с самим Бесединым не встречался. В «Советском воине» уже свёрстанный в очередном номере материал сняли. Но потом без чьего-либо согласия он каким-то образом появился в латвийской газете «Советская молодёжь». Казалось бы, это навсегда сомкнёт уста бывшего комиссара С-137, продолжающего служить политическим работником на Балтийском флоте. И вдруг, решительный шеф одним ударом разрубает существующий уже девять лет гордиев узел.
Так капитан 2 ранга Василий Беседин получил полный карт-бланш, а ваш корреспондент – возможность первым наконец-таки узнать, что же происходило на борту С-137 в том загадочном автономном плавании в октябре 81-го.
Хроника похода воспроизведена по воспоминаниям бывшего заместителя командира подводной лодки С-137.
Первые мили
Ещё со времён второй мировой войны у советских подводников сохранилась такая традиция: при встрече возвратившейся из автономки подводной лодки её экипажу прямо на пирсе преподносится зажаренный поросёнок. Аппетитный приз служит своеобразной символической наградой за успешный поход.
Когда в Палдиски отдали последний швартов, стоявшие рядом на верхнем мостике командир лодки капитан 3 ранга Анатолий Пущин и его заместитель по политической части капитан-лейтенант Василий Беседин пожелали друг другу на этом же пирсе отведать жареной поросятины. Тем более что предстоящая боевая служба для экипажа С-137 была первой.
До этого Беседин ходил на боевые замполитом морского тральщика на «японском направлении» – в Тихом океане, у Курильских островов. Там же, принимая участие в спасении севшего на мель буксира, своими глазами видел, насколько опасна мель для любого корабля. Спасти тогда буксир не удалось, пробоины в днище оказались настолько большими, что как только сдёрнули его с каменной банки, он сразу затонул… А вот на другом конце страны пришлось переквалифицироваться в подводники. Его назначили замполитом на среднюю (отсюда класс «С») дизель-электрическую подводную лодку с бортовым номером С-137, которая в тот момент стояла в ремонте.
Ремонт в заводе для любого корабля – это настоящее стихийное бедствие для всего экипажа, а для командования ПЛ просто пытка. Лучших моряков сразу забирают на плавающие лодки, а вместо них присылают тех, от кого хотят избавиться в других экипажах. От нехватки специалистов на кораблях первой линии постоянно в экипаже меняются офицеры и мичманы. Экипаж практически лишён возможности заниматься профессиональной подготовкой, отработкой борьбы за живучесть, что особенно для подводников – вопрос жизни и смерти, теряет сплаванность и морскую выучку. Поэтому на заключительном, самом напряжённом этапе ремонта приходится начинать отработку практических действий экипажа почти что с нуля.
Ценой невероятных усилий этот аврал закончился для экипажа С-137 в назначенный срок. Когда отдавали швартовы у стенки судоремонтного завода, о зажаренном поросёнке,
Тем не менее, в своей базе в Палдиски переукомплектовали экипаж. Многие офицеры и мичманы, после постановки лодки в ремонт приписанные к другим кораблям, вернулись к Пущину. Отработали и сдали курсовые задачи. Их ещё можно назвать «выпускными» – после сдачи курсовых корабль получает право выходить в самостоятельное плавание. Экипажу даже доверили участвовать в торпедной стрельбе на приз главнокомандующего ВМФ. Приз, конечно, не взяли, но отстрелялись неплохо, получили твёрдую «четвёртку», которую после выхода из ремонта можно с полным правом считать для себя «пятёркой». Потом – учения. Лодка выходила в атаку на отряд боевых кораблей, безошибочно определила главную цель в ордере, а противолодочники ордера её не обнаружили. С-137 «поразила» главную цель – выпущенная торпеда прошла под днищем крейсера и всплыла с противоположного борта, что было зафиксировано средствами объективного контроля. Командир Пущин после всплытия удостоился похвалы самого командующего Балтфлотом.
Всё это добавило уверенности в том, что экипаж С-137 для боевой службы уже подготовлен. А главное, пожалуй, верили командиру. Пущин был одним из тех, о котором в подплаве говорят «родился подводником». Лодку не просто знал, он чувствовал её. Умел смело идти на маневр. У него не было шаблонов как у тех командиров, которых называют «зашоренными».
За время после первого своего погружения, когда по давней традиции посвящения в подводники Беседин должен был выпить кружку забортной воды (через что, кстати, в своё время прошёл ваш корреспондент), и до первого погружения в первом автономном плавании Василий сдал все зачёты на допуск к самостоятельному несению ходовой вахты. Начальную штурманскую подготовку он получил в Киевском высшем военно-политическом училище, которое окончил в 1974 году. Теперь комиссар дважды в сутки нёс ходовую вахту в центральном посту (когда лодка в подводном положении) или на верхнем мостике (после всплытия) с 8:00 до 12:00 и с 20:00 до 00:00. Работа не чисто комиссарская, не политическая, но на корабле – самая необходимая.
День выхода на боевую службу согласовывался во многих флотских инстанциях. Вот только к астрологам советские подводники по этому поводу не обращались. Однако злой рок не таился до последнего дня. Во время автономки он несколько раз посылал подводникам по-своему закодированные сигналы будущей беды. Первое такое предвестие экипаж С-137 получил на семнадцатые сутки похода.
Скрежет смерти
Это случилось ночью (хотя в автономке ночь и день – понятия чисто условные). В 00:00 часов, когда капитан-лейтенант Беседин сдавал свою вахту другому офицеру, он докладывал и глубину погружения – 40 метров. Глубины на боевую службу лодке назначались определённые: как правило, не менее 30 метров от поверхности моря – чтобы не быть обнаружённой самолётом и не столкнуться с надводным кораблём, и не менее 10–15 метров от дна – чтобы не зацепиться за грунт. В подводном положении шли обычно так называемым «кошачьим шагом», когда электромоторы работали в режиме экономхода, обеспечивая лодке скорость примерно 2,5 узла. Это позволяло не всплывать для подзарядки аккумуляторных батарей троё суток. Но чтобы иметь запас энергетической мощности, заряжались обычно через двое суток.
После ходовой вахты Беседина ждали обычные комиссарские заботы. Он обходил все отсеки. А в подводном положении переходить из отсека в отсек разрешается только четырём офицерам: командиру, старпому, командиру электромеханической боевой части и замполиту. Проверял несение вахт и чем заняты другие подводники, интересовался их настроениями и только после этого шёл отдыхать.
«Каюта» замполита на этот раз находилась в последнем седьмом отсеке. Положенную ему во втором отсеке выгородку, которая по размерам не больше трёхстворчатого платяного шкафа и всё пространство которой занимала узкая койка, он вынужден был уступить начальнику штаба соединения подводных лодок. Такая практика утвердилась давно: каждая лодка уходит на боевую службу с кем-нибудь из представителей командования. А вообще на «эсках» (в то время самого многочисленно класса ПЛ типа «С» – средняя) каюты, кроме замполитовского «шкафа» – 180 сантиметров в длину и 90 в ширину, имели только командир, старпом и механик. Все они находились во втором жилом отсеке. Остальные офицеры коротали время между вахтами в кают-компании, отдыхали в отсеках на койках тех, кто в это время нёс ходовую вахту.