Последний полет «Жар-птицы»
Шрифт:
— А если он начнет говорить? Неужели так сложно организовать тихую смерть?
— Нет, не сложно. Но пока в этом нет необходимости. Наша медсестра говорит, что он находится в полном ступоре, лежит и молча смотрит в потолок. На прогулки не выходит. Следователь не смог вытащить из него ни одного слова.
— И все равно Пыльного надо убрать как можно скорее. Он слишком много знает и теперь уже точно обижен на нас.
Игорь Валентинович посмотрел на своего босса.
— Уберем. Но у меня тут возникла одна идея.
— Ну?
— В больнице на соседнем этаже сейчас лежит Руденко.
— Как он?
— Похоже, что сердечный приступ надолго приковал его к постели.
— И что вы хотите?
— Я думаю, что мне не сложно будет убедить Пыльного в том, что в него стреляли именно ребята академика.
— Хм. Все равно рискованно оставлять его в живых.
— Пыльный не тот человек, который будет рассказывать органам свою подлинную историю. Это не в его интересах. А нам он еще может послужить.
— Ну, хорошо. Готовьте операцию по устранению Руденко с привлечением Пыльного. Но под вашу личную ответственность.
Игорь Валентинович кивнул головой.
— Как дела с журналистом? — продолжил расспросы Седов.
— Пока никак. После того, как мы передали Марии Руденко его фотографии, где он развлекается в сауне с девочками, она продолжает избегать с ним всяческих контактов. Абсолютно не желает с ним общаться.
— Н-да? И что вы этим добились?
— То, чего и хотели. Он находится в депрессии. На все махнул рукой. Его комментарии по поводу ситуации в городе стали совершенно беззубые. Они никого не заводят.
— Хм. Мудрено все как-то. Попроще нельзя было?
— Ну, физическое воздействие применять было опасно. Город и так накален до предела из-за этого решения о переименовании. Столько убийств, а тут еще нападение на независимого журналиста. Это очень бросалось бы в глаза. А так, сохнет парень от любви. Пройдет со временем. И потом там работали наши психологи. Они все точно рассчитали.
— Хорошо. Что Журавлев?
— Уехал на дачу к тетке. Держит контакт с Антоновым и Регулаевым по телефону. Продолжает поиски своей незнакомки.
— Узнали кто она?
— Пока нет.
Лев Игнатьевич сделал вокруг макета полный круг.
— Есть какая-то еще информация о Регулаеве?
— Нет. Он, также как и Журавлев, уехал на дачу и не выходит с нее. Можно сказать однозначно, что сейчас руководство корпорации полностью разобщено и не может оказать нашим планам никакого реального противодействия.
— Точно?
— Я практически уверен в этом.
Лев Игнатьевич не был бы сам собой, если бы не почувствовал в голосе своего начальника службы безопасности неуверенности.
— Практически? — переспросил он. — Вам что-то мешает быть уверенным на сто процентов?
— Ну. Есть одна маленькая деталь.
Игорь Валентинович лаконично рассказал о странном визите неизвестного мужчины, о том, что он передал привет от Черткова, и о том, что никто не видел, как мужчина входил и выходил из здания.
Лев Игнатьевич внимательно выслушал информацию, чуть склонив голову в сторону, и констатировал:
— Вот это уже интересно.
После этих слов он на какое-то время замолчал. Молчал долго. Минут пять или шесть, и когда очнулся, то проговорил одними губами:
— Хорошо, что сообщил об этом.
Потом переспросил.
— На даче Регулаев один?
Игорь Валентинович заглянул в свою папку.
— Нет. По имеющейся у нас информации, к нему приехали отец и дядя.
Лев Игнатьевич усмехнулся и сказал фразу, которая была совершенно не понятна для Сивко:
— Неужели они решились привезти его сюда?
— Что? — переспросил Сивко. — О ком вы?
Лев Игнатьевич улыбнулся.
— Пока не важно. Усильте наблюдение за домом Регулаевых. Сообщайте мне обо всех перемещениях в доме. В какой комнате они находятся чаще всего. Закрыты ли там шторы. И главное, о том, что и куда они переносят? Обо всех крупных предметах в виде ящика, вазы, аквариума, телевизора и тому подобного. Ясно?
Сивко кивнул головой.
— Да.
Лев Игнатьевич погрозил ему указательным пальцем и отошел от макета к письменному столу.
— Подожди. Сейчас.
Немного покопавшись, он нашел на столе какие-то записи.
— Вот. — Седов взял в руки еженедельник, подержал его. Положил на место. — Впрочем, это тоже пока не важно.
Он поднял глаза и посмотрел на Сивко.
— Самолет, я так понимаю, тоже не нашли?
Сивко кивнул головой. Вздохнул.
— Нет. Ищем. Но нет никаких сомнений, что он на территории аэропорта.
— Я думаю, что вам будет проще, если вы обесточите, лишите всей электроэнергии институт. Я уверен, что они используют для маскировки какой-то электронный способ. Но обесточить надо не на час и не на два часа. Минимум на трое суток. Минимум. А лучше на неделю.
Сивко удивленно поднял глаза.
— Это невозможно.
— Придумайте что-нибудь. Диверсию или теракт. И запомните, пока у нас не будет их «Жар-птицы», ничего этого, — он указал на макет, — тоже не будет. Нам ничего не поможет: ни связи, ни деньги — ничего. Понятно?
— Да.
— Тогда идите и работайте.
— Есть.
Сивко по-военному развернулся и вышел. Он не видел, как Лев Игнатьевич трясущимися руками нажал кнопку селектора и попросил секретаря принести воды.
Глава 3
Двадцать лет назад. Афганистан. Капитан спецназа ГРУ Лев Седов
Выпив стакан воды, Лев Игнатьевич отпустил секретаршу и опустился в мягкое кожаное кресло, которое мягко изменило форму спинки таким образом, чтобы его травмированный позвоночник не испытывал дополнительных нагрузок.