Шрифт:
Герберт В. ФРАНКЕ
ПОСЛЕДНИЙ ПРОГРАММИСТ
Перевел с немецкого Ростислав РЫБКИН
Перед стеной сада они появились в одно и то же время вроде бы случайно. Сперва постояли, засунув руки в карманы, со скучающим видом. Время от времени то один, то другой приподнимался на носки и вытягивал шею, пытаясь заглянуть по ту сторону стены, вдоль верхнего края которой была протянута оголенная проволока под током. Дом за стеной выглядел совсем мирным: небольшой, на одну семью, с зелеными ставнями, он был покрашен в грязно-розовый цвет, старый дом - в нескольких местах штукатурка обвалилась. Впечатление заброшенности усиливал сад,
Подходили все новые и новые люди, разговоры, до этого редкие и короткие, стали оживленнее, в них слышалась озлобленность. И когда в открытом окне показалось бледное лицо, а тонкие руки потянулись к ставням, чтобы их закрыть, полетели первые камни. И наконец - звук разбившегося стекла, звон осколков... Из аппарата вызова полиции на ближайшем углу послышались громкие сигналы тревоги, и люди у стены внезапно заторопились; бросавший камни побежал прочь, а остальные стали расходиться с таким видом, будто не имеют к происшедшему никакого отношения. Раздался все усиливающийся вой сирены, взвизгнули тормоза и перед невзрачным домиком остановились два бело-зеленых - цвет тревоги полицейских автомобиля.
Старик открыл дверь.
– Входите!
На нем был рваный, не по росту длинный халат, на ногах - бархатные домашние туфли. Он поздоровался с полицейскими таким тоном, каким здороваются с надоедливыми знакомыми, считающими себя обязанными приходить, хоть и знают, что им не рады.
– Опять неприятности?
– спросил сержант и присел на шаткий стул, единственный не заваленный книгами, перфокартами и магнитными лентами. Второй полицейский стал рядом.- Том, почему ты никак не угомонишься? Как ты не поймешь, что сам во всем виноват?!
Старик запустил руку в свои нестриженые, мягкие, седые до белизны волосы. Прислонился к пульту, на котором были смонтированные им клавиатуры, дисплей и печатающие устройства.
– Я вас не вызывал, - раздраженно ответил он.
– И ничего противозаконного я не делаю. Не допущу, чтобы мне запрещали заниматься тем, на что имею право!
Явно потеряв надежду убедить собеседника, сержант примирительно поднял руку.
– Ну хорошо, хорошо, - сказал он.
– Мы ведь только выполняем свой долг. Не ради же своего удовольствия мы к тебе приезжаем, правда? Хотим мы или нет, на сигнал тревоги мы обязаны ехать.
– Не верю, чтобы мне что-то угрожало, - проговорил Том.
– Я оградил себя от опасности, а оконные стекла застрахованы. Ну ладно, вы посмотрели, как требует закон, и убедились, что все в порядке. Чем еще могу быть вам полезен?
Сержант встал.
– Это все. Протокол пришлем, подпишете.
Сержант хмуро попрощался, моргнул своему помощнику, и оба вышли в переднюю. У боковой двери стояла белокурая молодая женщина с встревоженными глазами.
– Большое спасибо, что вы о нас заботитесь, - поблагодарила она.
Сержант кивнул.
– Все хорошо,- сказал он, кивнул еще раз, и оба полицейских вышли из дома; снаружи, кроме двух машин со вспыхивающими "мигалками", никого и ничего не было.
Том сидел перед пультом. Вводил числа, писал команды. Они тут же появлялись на дисплее, строчка за строчкой выстраиваясь в таблицу. В некоторых строчках буквы перемежались цифрами, в других - логическими знаками. Старик нажал клавишу, и на несколько
Он ждал ответа, и тут послышался негромкий звонок: включился Компьютер. Звонок Том встроил в терминал сам; в других домах система "диалог" работала постоянно, не выключаясь, и люди с утра до вечера слышали указания, советы и слова ободрения, произносимые синтетическим голосом. Ни указаний, ни советов, ни слов одобрения Том слышать не хотел, центральный блок это давно понял и заявлял о своем существовании только тогда, когда для этого был достаточно веский повод.
Старик дернул досадливо плечами, потом устало спросил:
– Чего тебе?
– По-моему, это дурной вкус, - сказал Компьютер.
– Даже, если угодно, нечестно. Зачем тебе эти давно устаревшие методы? Посмотри на других: никто уже больше так не программирует.
– И это все, что ты хотел мне сказать?
– спросил Том.
– Ведь мы, кажется, договорились - обращаться ко мне только по действительно важному поводу.
Компьютер ответил мгновенно, так быстро, что могло показаться, будто он прервал Тома.
– Это дело важное, - проговорил Компьютер.
– Я система разумная, намного разумнее тебя, а ты заставляешь меня выполнять бессмысленные операции. Я готов во всем тебе помогать, но ведь ты не хочешь вести со мной диалог. То, как ты со мной обращаешься, меня просто оскорбляет.
– Как могу я оскорбить тебя?
– Старик покачал головой.
– Уж кто-кто, а я ничьих чувств ранить не хочу. И уж если говорить о твоих чувствах, то ведь ты знаешь не хуже меня, что они не настоящие, а всего лишь - программа, основанная на таблице приоритетов человеческого поведения и используемая тобой для саморегуляции. Ну, так что у тебя за дело? Серьезно, очень тебя прошу больше меня не тревожить.
И старик снова склонился над своими записями.
– Дело касается прежде всего тебя, - сразу сказал Компьютер.
– Я ведь только хочу помочь тебе. Эти твои примитивные ряды команд - линейные, без какой-либо семантической нагрузки... Действуя так сегодня, в век адаптации, ты сам себя обкрадываешь. Ты гораздо скорее достигнешь цели, если конкретно скажешь, чего хочешь. Дай мне свою задачу, и я решу ее.
Том покачал головой.
– Приспособление к тому, что существует, автоматическое решение задач - от всего этого наш сегодняшний банальный мир становится еще банальнее. Меня влечет новое - существует же способ добиться, чтобы появилось то, чего никогда не было. В адаптивных же программах творческого начала нет.
– Чушь, - сказал Компьютер.
– Есть ли что-нибудь более творческое, чем решение сложных задач, которые никогда раньше не ставились? Я уже говорил тебе: только сформулируй задачу, и я решу ее.