Последний рассказ
Шрифт:
— Да, и он очень, очень зол!
— Почему?
— Кто-то пленил лоа в теле Папы Дока и натравил на нас, а духи не любят подобного отношения.
Выходит, засаду на нас устроил невероятно могучий магик. Я не силён в колдовской кухне, дальше особых боеприпасов против волшебников мои знания в этой области не распространяются, но я уверен, что духи Чёрного континента не подчинятся абы кому. А значит, наш враг куда опаснее, чем мы считали.
— Не знал, что в разведке у сидхов служат настолько могущественные магики, — пожал плечами я, меняя магазин во «Фромме».
Что-то подсказывало мне, что мы столкнёмся с Папой Доком куда скорее, чем хотелось бы, и тогда мне понадобится каждый патрон
— Верно, — кивнул Дюран, — не служат. Считают ниже своего достоинства. Значит, приз, на который рассчитывает наш враг, перевешивает амбиции и высокомерие.
И этот приз уж точно не затонувшая крепость. Если, как мне говорил Дюран и как подтверждал Монгрен, вся история с монстром из моря не более чем отвлекающий манёвр для прикрытия не то ликвидации, не то попытки спасения эльфийского резидента, то и вся эта каша с крепостью может завариваться для отвода глаз. А куда эти глаза должны смотреть на самом деле — несложно догадаться. Я невольно покосился на тень от ствола нависающей над урбом суперпушки.
— А мы, вообще, куда едем? — опомнился я.
Дюран остервенело крутил баранку и почти не снимал ноги с педали газа. Правила дорожного движения он игнорировал, не реагируя на отчаянные свистки постовых и полицейские сирены, воющие всё ближе. Скоро нас возьмут в оборот и, возможно, даже его удостоверение инспектора Надзорной коллегии не поможет. Мы же никого не преследуем, а просто несёмся по улицам не самой плохой части урба, нарушая все правила.
— Для начала разорвём дистанцию, а потом — к ближайшему телефонному аппарату.
Интересоваться, кому собирается звонить Дюран, я не стал.
Спас нас, как ни странно, полицейский автомобиль. Тяжёлый «Кульвер-Седан» перегородил дорогу на перекрёстке. Убираться с нашего пути, несмотря на вой клаксона, по которому лупил Дюран, он явно не собирался.
— Твою ж мать! — выкрикнул мой бывший взводный и нажал на тормоз.
Я только порадовался тому, что пристегнулся — сделал это совершенно рефлекторно, а вот сейчас мне это спасло если не жизнь, то здоровье. Меня бросило грудью на приборную панель, «Фромм» каким-то чудом я сумел удержать в руках. Процедив пару ругательств покрепче, я откинулся на спинку сидения. А в следующий миг на капот нашего авто обрушился Папа Док.
Он не упал — он именно обрушился, оставив в металле глубокую вмятину, как будто весил в несколько раз больше, чем должен бы. Каким бы хунганом ни был Папа Док, он вряд ли мог так сильно изменять собственное тело.
Дюран попробовал сдать назад, однако мотор нашего автомобиля сдавленно чихнул и замолчал. Мы почти одновременно выскочили наружу.
Папа Док, распластавшийся по капоту, словно гигантский чёрный паук, поднялся на ноги. Вскинул над головой серп. Но прежде чем он успел хоть что-то сделать, я открыл огонь. Не задумываясь, всадил в хунгана все восемь патронов, почти не целясь. Хотя стрелял навскидку, вроде ни разу не промазал. Папа Док покачнулся, зарычал, не поймёшь от чего — то ли от боли, то ли от ярости — и швырнул в меня серпом. Я едва успел нырнуть в укрытие — клинок серпа вошёл в асфальт рядом со мной.
Папа Док вскинул руку, и оружие оказалось у него в пальцах, словно и не торчало только что из дорожного покрытия в десятке футов от него. Хунган снова замахнулся, выбрав целью Дюрана. Тот неловко выпрыгнул из автомобиля и теперь поднимался на ноги. Однако бросить серп Папе Доку не дали.
Оказывается, нас преследовали не только рядовые дорожники, но и поднятые по тревоге силовики жандармерии. Они выскакивали из пары стареньких, зато неприметных на улицах «Шубертов» — крепкие парни в плащах поверх облегчённых штурмовых кирас, с дробовиками в руках. Что не говори, а ориентировались бойцы жандармерии быстро. Оценив, кто враг, они тут же открыли по Папе Доку огонь. Слаженные залпы дюжины «Сегренов», заряженных картечью, буквально смели хунгана. Может быть, серьёзного вреда они ему и не нанесли, но на то, чтобы сбросить его с капота, их вполне хватило.
Взревев от ярости, Папа Док ринулся на новых врагов. Жандармы мужественно не отступили перед его натиском, хотя в первые же секунды сразу двое упали под стремительными ударами серпа.
Решив не дожидаться предопределённого результата схватки, я перепрыгнул через многострадальный капот нашего авто к Дюрану. Тот только сумел подняться на ноги, похоже, прыжок из машины оказался совсем неудачным.
— Ногу потянул, — обрадовал он меня. — Не могу стоять толком.
Я подставил ему плечо и сунул в руки свой пистолет. Дюран понял меня правильно — мы с ним не один год дрались плечом к плечу и давно уже знали, что надо делать, без лишних слов. Дюран навалился на меня, и мы кое-как похромали вместе к телефонной будке. Вместо моего пистолета он протянул мне свой «Фромм».
— У тебя с длинным магазином, — заметил я, беря его оружие. — Ты что, все свои полкоробки в него затолкал?
— Автоматическая модель, — в голосе Дюрана, несмотря на боль, отчётливо была слышна гордость, — с переключателем огня.
Мы как могли быстро добрались до открытой будки уличного таксофона. Я вытряхнул из кармана плаща всю мелочь, что была с собой, и отдал Дюрану, прежде чем втолкнуть его внутрь. Оборачиваясь к дороге, я услышал звон монет, надеюсь, мой бывший взводный потерял не все и тех, что остались у него, хватит, чтобы оплатить звонок.
Папа Док бесновался среди жандармов. Воздух вокруг него был буквально пропитан кровью и свинцом. К паре машин, остановившихся первыми, присоединились ещё три, и выскочившие из них жандармы поливали Папу Дока из дробовиков и пистолет-пулемётов. От ответных ударов серпа их не спасали надетые под просторные плащи кирасы, он резал металл и плоть одинаково легко.
Словно почувствовав мой взгляд, хунган обернулся и швырнул в сторону будки своё жуткое оружие. Серп словно превратился в смертоносный диск, несущийся прямо к Дюрану. Отчего-то я был уверен, что целью был именно он. И тогда я совершил, наверное, один из самых глупых поступков за свою жизнь. Полагаясь на удачу и нательную броню, я встал на пути метательного снаряда. Серп распорол плащ на боку и правый рукав, оставив длинный, гладкий разрез. Батарея брони заискрила, пояснице стало тепло от её перегрева, однако, как в прошлый раз, когда в меня угодила тяжёлая пуля из снайперской винтовки, она не подожгла на мне одежду. Серп ушёл в сторону и врезался в мостовую, разрезав брусчатку и бордюр.
Папа Док обернулся ко мне, позабыв о ещё живых жандармах, хотя только что рвал их голыми руками. В чёрных глазах его горели отблески костров, вокруг которых пляшут безумные жрецы жестоких богов. Я почти слышал барабаны, отбивающие сумасшедший ритм, и крики людей, погружённых в экстаз. Папа Док бросился на меня, серп он снова держал в руках. Рот его кривился в ухмылке, демонстрируя жёлтые, кривые зубы.
Я не чувствовал, как внутри меня что-то меняется, однако магия хунгана действовала на меня теперь слабее. Я видел его движения и мог взять его на прицел. Перехватив пистолет двумя руками для надёжности, я большим пальцем сдвинул флажок переключателя огня. Когда нажал на спусковой крючок, «Фромм» трижды плюнул в Папу Дока бесценными особыми боеприпасами. Он дёрнулся от попаданий, но продолжал бежать. Я снова поймал его в прицел и выстрелил — ещё три пули впились в тело хунгана. Потом ещё три и ещё. Наконец даже Папа Док не выдержал, покатился по асфальту и замер, раскинув руки. В магазине «Фромма» осталось всего шесть патронов.