Последний романтик
Шрифт:
Несмотря на эти трудности, мы представили в министерство объемистый пакет согласительных писем, на основании которого было открыто финансирование на разработку и подготовку промышленного выпуска комплекса «Брикет». Четыре прибора комплекса я разработал как главный конструктор.
Басов давно ушёл из жизни, но я до сих пор благодарен ему за уроки, позволившие найти честные и правильные решения в различных жизненных обстоятельствах. Он с пониманием отнёсся к моему решению о переводе на завод им. Петровского, хотя знал, что в головном институте у меня начала выстраиваться карьерная лестница и как опытного специалиста головного предприятия, и как активного общественника, включённого в кадровый резерв.
4. Азы радиоэлектроники
Производственную практику мне довелось проходить на заводе им. Петровского и после знакового контакта с директором завода Е. Рубинчиком стать одним из организаторов магнитофонного производства.
Когда мы проходили производственную практику в отделе технического контроля магнитофонного цеха, к нам подошёл начальник цеха Е. Турлапов и спросил: «Практиканты, среди вас есть ребята, которые могут отличать резистор от конденсатора?» Мы с Юрой Алёхиным подняли руки. Тогда нам предложили поработать в магнитофонном цехе. Алёхин регулировал и сдавал студийные магнитофоны, а меня подсадили помощником Константина Машерука на регулировку и сдачу репортажного магнитофона. Чтобы закрыть план, мы работали даже в выходные. Видя моё усердие, Костя спросил: «Сейчас в дефиците карманные радиоприёмники. В продаже их не сыщешь. Ты не хочешь собрать такой?» Я ответил: «Конечно хочу, но сейчас не достать транзисторы». Костя хитро улыбнулся, выпаял с платы транзистор, подозвал мастера монтажного участка и пожаловался: «Василий Иванович, план горит, а твои девчонки этому способствуют. Смотри, на плате не впаян транзистор, а вот здесь ещё один», – показал он на пустое отверстие. Во втором случае он слукавил – это отверстие предназначалось не для установки транзистора, а для отвёрточной регулировки ферритового сердечника. Смущённый Василий Иванович ушёл и через минуту вернулся с двумя транзисторами. Один Костя впаял на своё место, а второй отдал мне. Так правдами и неправдами к концу практики удалось собрать комплект радиодеталей для сборки карманного радиоприёмника, схема которого была опубликована в молодёжной газете. А завод сделал нам ещё один неожиданный подарок: через кассу выплатили денежное вознаграждение, хотя это было сделано незаконно – ведь мы получали стипендию. Очевидно, заводчане учли, что мы работали без выходных и помогли вытянуть план.
В итоге я оказался в тройном выигрыше:
– почувствовал вкус к радиолюбительству;
– пришёл на постоянную работу, зная азы радиоэлектроники;
– на полученные деньги купил в магазине настенный громкоговоритель, батарейки, набил фанерную плату алюминиевыми заклёпками, запаял на них радиодетали и разместил это в корпусе громкоговорителя.
Как было приятно прогуливаться по округе с молодой женой, которая вынашивала нашего первенца, под мелодии, которые транслировал наш самодельный приёмник!
5. Превращение в чинушу
Я проработал в ГНИПИ пять лет. Сначала всё складывалось успешно. Со своей группой выполнил две научно-исследовательские работы, был главным конструктором трёх изделий, вошёл в число соискателей учёного звания при аспирантуре предприятия, начал готовить материалы по выбранной теме диссертации. Трудности появились, когда министерство внесло меня в список председателей комиссий по приёмке этапов разработок на других предприятиях отрасли. Сначала мне это даже нравилось – стал выезжать в города, в которых находились проектные организации. В рабочем регламенте приёмочных комиссий выделялся день на оформление материалов комиссии. В этот день хозяева организовывали экскурсии по достопримечательным местам.
В памяти остались воспоминания о первой командировке в Алма-Ату. Там в тот раз принимались две темы. В промежутке между ними была организована поездка на бывшую зону отдыха алмаатинцев – горное озеро Иссык (7.6–3). В древние времена в горную речку Иссык обрушилась скала и перекрыла её русло. Чистейший горный воздух, чистейшая речная вода стали любимым местом отдыха алмаатинцев (7.7–4). На перемычке была построена гостиница с рестораном, оборудована лодочная станция, по озеру курсировал катер. По берегам отдыхающие возводили палатки. К озеру вела асфальтовая дорога, по краю которой возвышались скульптуры зверей.
В 1964 году случилась трагедия. В истоке речки Иссык высоко в горах прорвало перемычку озера, образовавшегося при таянии ледника, и по ущелью пошёл селевой поток. Он врезался в озеро Иссык, поднял громадные волны, которые смыли в студёную воду людей, разбивших палатки на берегу и катающихся на лодках, размыли древнюю перемычку. Жертв было очень много. После этого некогда популярная зона отдыха была официально закрыта. Её стали посещать «дикие» туристические экскурсии вроде нашей.
Организаторы набрали хвороста и стали готовить шашлык. Я решил искупаться в остатках озера, его донной чаше. Воды было немного, солнце прогрело её до приемлемой температуры. Переплыв на другую сторону, я решил возвратиться назад вдоль кустов, которые росли по бывшему берегу. Вскарабкался к кустам, но, когда стал их разгребать, на меня посыпались мелкие желтоватые жучки. Я стряхнул их с себя и, сбивая пальцы ног о мелкие камешки, с огромным трудом добрался до нашей шашлычной стоянки. Организаторы отчитали за долгое отсутствие и протянули «штрафной» стакан водки. Когда я откинул во время пития голову, руководитель поездки, опытный турист, воскликнул: «У тебя к шее присосался клещ, а это опасно – у них сейчас энцефалитный период. Буду тебя лечить. Вместо наркоза тресни стакан водки». Когда я выполнил его указание, он вынул из костра раскалённый шампур и поднёс его к моей шее, к месту, куда впился клещ. Запахло горелым мясом. «Лекарь» осмотрел ранку и заявил: «Клещу пришёл каюк, а дальше время покажет».
Утром меня завели в здравпункт, сделали уколы от столбняка. Осмотрев рану на шее, врач произнёс: «Вроде всё в порядке, кровотечения нет. В Горьком встань на сорокапятидневный учёт к хирургу, с энцефалитом шутки плохи». Я выполнил его указания и провёл установленный карантин в кошмарном ожидании. К счастью, в тот раз пронесло.
Новые обязанности стали круто менять прежние радужные планы. Едва успев отчитаться за командировку, я вынужден был председательствовать в другой приёмочной комиссии. Обращения к руководству ГНИПИ были бессмысленны, в ответ я слышал: «Это же Москва, а мы Москвой не командуем». Москвичи посмеивались: «Ты нас вполне устраиваешь. К тому же мы тебя скоро женим на москвичке». Они откуда-то узнали, что я встречаюсь с симпатичной девушкой, служащей главка. От непрерывных командировок мне стало некогда заниматься своими проектами, пришлось забросить диссертацию. Появилась трещина в семейных отношениях, жена с маленьким сыном уехала к тёще в деревню. Я из конструктора стал превращаться в чинушу. Добавилась ещё одна неприятность: министерство стало сокращать финансирование проектных работ. Мне приказывали: «Знаем, что проект выполняется без сучка и задоринки, находи повод, чтобы “задробить” его». Я стал наживать врагов в проектных подразделениях. К тому же я знал, как тяжело разработчикам выбивать финансирование проектов, – такая политика мне претила!
6. Боб
В комсомольском активе ГНИПИ был Борис Брылин – комсорг крупного проектного отдела. Между собой мы его звали Боб. Внезапно он перестал приходить на заседания комитета комсомола института. Как оказалось, он на своём мотороллере попал в автомобильную аварию, его «склеивают» в институте восстановительной хирургии. Я поехал повидаться с ним. При встрече Боб сообщил, что дела идут на поправку, и добавил: «Ко мне приходил начальник лаборатории завода им. Петровского Игорь Шаталин. Он предложил мне перейти на завод руководителем группы разработки электрической схемы трёхскоростного транзисторного магнитофона, который сменит односкоростной «Тембр», схема которого собрана на радиолампах. Завод наращивает выпуск магнитофонов, в нём формируется отдел магнитной записи. Я склонен дать согласие на переход из ГНИПИ».
Летом 1964 года он позвонил и сообщил, что он уже штатный сотрудник отдела магнитной записи, разработка нового «Тембра» идёт полным ходом. Потом трубку взял его начальник Игорь Шаталин и предложил мне перейти в новый отдел на должность ведущего инженера – лаборанта с близкой перспективой сменить его как начальника лаборатории нового отдела, поскольку дирекция его настойчиво сватает занять должность начальника отдела снабжения завода.
Этот звонок показался мне подарком судьбы. Музыка была моим призванием. И раз уж не удалось стать профессиональным певцом, то стать участником выпуска аппаратуры для записи и воспроизведения было моей затаённой мечтой. К тому же в то время магнитофоны казались чем-то необыкновенным. Далее, отпадали бесконечные командировки. И ещё: на Мызу в ГНИПИ приходилось добираться с пересадкой, а заводчан подвозили на комфортабельном служебном автобусе, который делал остановку рядом с нашим домом. Этому шагу уже не мешала работа в комитете комсомола ГНИПИ: к этому времени его состав был переизбран, я стал рядовым комсомольцем. Единственное условие, которое я поставил перед кадровиками, – переход оформить как перевод. Помог Басов: он предложил кадровикам ГНИПИ устроившую их формулировку: «перевод в связи с изменением места жительства». Успешным оказалось и собеседование с начальником нового отдела Иваном Александровичем Турусовым. Чувствовалось, что он готов принять положительное решение, задал мне только один вопрос: «Не пьёшь?» Я ответил: «Чай пью каждый день, а водку только по праздникам»