Последний шанс палача
Шрифт:
— А в столице как нашел? Маяк прицепил на спину?
— С врагом тебе повезло, — отозвался майор загадочно. — Слишком засвеченный тип, еще с молодости. Таких без пригляду не оставляют.
— Большой Брат следит за вами! — оскалился Глеб, выбивая из пачки вторую сигарету. — Дай угадаю… со шпиенами терся Максимка, да? Был бы жулик обычный — жил бы ровно и счастливо, а тут гнилые связи сгубили. Поделом козлу — не сдавай родину проклятым буржуинам! Только ведь без толку все.
— Это почему?
— Отпустите вы его. Рано
— Да были уже звонки, — поморщился Гайтанов, будто луковицу разжевал. — И звонки, и визиты, и истерики. Только ведь все в этой жизни относительно. Сегодня люди большущие, а завтра ниже плинтуса. Понимаешь, о чем я?
— Слегка.
— Скоро поймешь, — успокоил майор, глянув на часы. — Скоро, Глеб, начнутся у вас в столице глобальные перемены, и кое-кто будет больно падать. А Максимка твой на этом жизнеутверждающем фоне получит за себя и за того парня. Можешь о нем забыть.
— Буду пытаться. — Улыбка Глеба вышла похожей на гримасу. Почти как у Гайтанова. Стоят вот так двое мужчин-победителей, а вместо радости на лицах — не понять что.
— Когда назад планируешь?
— В Златогорье? Это, Глеб, знают только высшие силы с красивыми погонами, а нам все равно, где пахать. Решил отчалить со мной?
— Не-а. Я, может, дурной, но попробую еще разок на ноги подняться, здесь. Такой, знаешь, занятный ванька-встанька. Они меня всю жизнь бьют, а я поднимаюсь. Предают, суки, кидают, а я все верю людям! Даже Макса придушить не смог, духу не хватило. Слабею, что ли?
— Человеком становишься, — ответил майор спокойно, но с непостижимой уверенностью. — Чем старше, тем трудней забирать жизнь, а к старости вообще все гуманисты.
— Не скажи. Макс вон раньше был гнилой, но без садизма. Бабло его изменило.
— Ты опять про свои мутации?
— А что, реальная тема! Я вот всю дорогу хотел Мастера достать, а оказалось — не он главный гад! У него хоть мысли в башке были, вера какая-то, а у этих что?! Не с тем, блин, боролся! И спасал не ту…
— А ты не ее спасал. Считай, что сработал на страну и на наше светлое будущее.
— Мне эта страна дала хрен да маленько.
— А ты для нее много сделал? Молчал бы уже… шпионский пособник!
Так вот и поговорили. Два мужика-победителя, повидавшие кой-чего в жизни. Успевшие понять, что победа по очкам — это еще не главное, потому как у всякой медали есть обратная сторона, а за взятой вершиной может торчать другая, повыше.
— Ладно, извини… погорячился.
— Проехали. Водку пьешь?
— А что еще с ней делать? — удивился Глеб, вспомнив, правда, иные напитки из иных времен. Двадцатилетние вискари с привкусом дымка, коньяки из провинции Коньяк, еще всякое… Суета и тлен, если разобраться. — Угощаешь?
— Пока просто спрашиваю. — В глазах Гайтанова заиграла чертовщинка, но лицо осталось каменно-серьезным. — Красивые девушки в этом городе
— А то! Лучшие кадры со всей страны и ближнего зарубежья! Тебе чтоб влюбиться или по-быстрому?
— Там видно будет. Последние лет пять стараюсь не влюбляться, а то ведь залезут в душу, и как потом? — На этой фразе майор осекся, глянул на Глеба быстро, а тот взгляда не отвел. — Ну, что еще?
— Сам знаешь. Видел ее?
— Один раз. Она на подписке, идет свидетелем, как и ты. Приветов не передавала. Да, кстати… не хотел говорить, но тебе будет полезно, чтоб не маялся дурью… короче, не беременная она. Специально тебя жалобила.
— Да я уж догадался. — Губы Глеба сжались в линию, побелели даже. — Какая нормальная баба полезет дитем рисковать?! Это Макс, сука, знал же про Наташку, и про все дела! Прочуял, где меня наверняка цапнуть, чтоб все выложил… пойду я, короче. Больная ждет.
— Иди. Думай про водку, вечера тут длинные. И не жалей ни о чем.
— Ты про Дину?
— Я про Мастера. Можешь спорить, но религиозные войны — самые страшные. По мне, лучше пять жуликов-братков, чем один сектант с автоматом.
Глеб дискутировать не стал — дверь за ним хлопнула, оставив майора под серым козырьком, серой пеленой воды и серым небом. Жвачка во рту начала вдруг горчить, а iPod в наплечной сумке все никак не находился. Любимая игрушка молодежи и вечных странников — а еще дауншифтеров, действующих и бывших.
О Аллах, мир окутан страшной мглой!
И война вновь сменяется войной.
Страшный век, век неверия и зла.
О Аллах, лишь в джихаде жизнь ясна…
Тимур Муцураев, враг и антипод майора Гайтанова, рвал струны из глубин изящного электронного гаджета, порождения западной цивилизации. Тосковал хрипло по чистоте и святости, рвался в Иерусалим, освобождать мечеть аль-Акса от «сил зла». Верил еще во что-то, кроме денег. Кровавый идеализм, толкающий взад-вперед маятник войны, которой тысяча лет уже: Восток — Запад, мавры — крестоносцы, монголы — Русь, колонизаторы — восставшие… Конца не будет, потому что Вера — это святое, а без бабла и цивилизации жить скучновато, по нынешним временам. Даже если мутировала цивилизация, сделав своим символом толерантно-гомосечный Амстердам, а вера полюбила взрывать и ширять людей кинжалом.
— Во, опять умничаем! — констатировал майор вслух. — Никакой больше на фиг религии в такую погоду! Только водка и красивые девушки, чтоб влюбиться… или по-быстрому!
Ветер такой категоричности не принял — дунул, окатив Гайтанова хмарной серой водой. Неуютно сделалось повсюду: за шиворотом, за крыльцом, в самом этом городе, огромном и мокром. Посреди крохотного шарика, считающего себя центром Вселенной и задыхающегося от миллиардов муравьишек с непомерными амбициями.
Последняя осень десятилетия обещала быть холодной.