Последний шанс палача
Шрифт:
— Дай еще нашатыря или по печени стукни! Он мне нужен бодрым и прямо сейчас! Через минуту не очнется — буду его током будить! От тока все оживают, даже лягушки без головы!
Глаза открываются с ощутимым скрипом. Та же комната, те же лица. Кроме Макса имеется какой-то хмырь — тот самый, кажись, что мелькал с камерой.
— Он очнулся, шеф!
— Молодец, свободен!
Шаги, хлопок тяжелой двери, тишина. Нехорошая тишина, липкая, как пот умирающего. Глаза сквозь линзы, без всякого уже добродушия.
— Прости, Глеб, обозлил ты меня. Еще немного, и летел бы сейчас к облачкам, а я бы обломался по полной. Представь, вот такой позорный непрофессионализм мог иметь место — и все из-за тебя, мудака. Решил героем сдохнуть? Из принципа? Ладно, сдохнешь, твое
Он шагнул в сторону, и Глеб увидел, наконец.
Глаза — круглые от ужаса, распахнувшиеся в немом крике. Рыжие волосы. Тросы, соединяющие тонкое женское запястье и стройную щиколотку с электрическими фазами. Чему и стоило удивляться, так это долготерпению Макса или его расчетливости — слишком долго берег в рукаве главный козырь!
— Комментировать не буду, партизан ты наш героический, сам все понимаешь. Ей сейчас и двести двадцать выше крыши, а я на мелочи не размениваюсь. Разуй глазки и смотри внимательно!
— Стой.
По всем законам жанра, это слово требовалось выкрикнуть, но эмоций уже не осталось. Выгорели в электрической дуге. Распахнутые глаза, полоска скотча на губах, легкая округлость живота под футболкой. Едва заметная округлость — почти как ТОГДА у Наташи.
— Хрен с тобой, бери все. Ее отпусти.
— В самом деле? — Пульт в руке Макса глядел теперь прямиком на Дину, покачивался, будто изящная змеиная голова перед броском. — Знаешь, я тут почитывал на досуге старые пособия по пыткам. Есть там интересная мыслишка — типа, если испытуемый начал сознаваться, продолжайте жечь его железом, дабы поток красноречия не иссяк. Такие вот садюги жили в этом Средневековье! Им, по-моему, не правда была нужна, а сам процесс. Раздеваешь так вот красивую женщину и творишь с ней все, что в голову придет…
— Ты шизик х…в!
— Я же просил, без выражений, — нахмурился Макс, и змея замерла, прицелилась точно в жертву. — А представляешь, как она будет стонать? Не только от боли, но и от понимания, что все живое в ней умрет прямо сейчас. Как это красивое тело будет выгибаться, похлеще любого оргазма… ладно, все, молчу. — Рука Макса опустилась, а мечтательное выражение с лица будто тряпкой стерли. — Я не Мастер, мне ведьм пытать неинтересно. Говори адрес, только не как в прошлый раз.
Глеб сказал. Попросил мысленно прощения у хорошего человека дяди Саши в далекой лесной избушке (да не такой уж и далекой, если разобраться), перевернулся поудобней, чтоб на карачках перед врагом не стоять. Произнес хрипло название деревни и улицы.
— Чердак, правый угол, под мешками. Там дед, он не в теме абсолютно. Не трогайте его.
— Ну, мы же не звери, — улыбнулся Макс вполне дружески. — Если не схватится за топор — будет жить. Я туда лично поеду, а если не вернусь… плохо вам тут будет. Ровно через пять часов сюда кто-нибудь обязательно спустится и даст вам вольт по триста, пока не почернеете. Ничего не хочешь мне сказать? Предупредить? Ну ладно, не скучайте, мальчики и девочки.
Он вышел танцующей походкой победителя, а место на стуле тут же занял давешний оператор и врач, по совместительству. Пульт оператору был без интереса, да и двое прикованных людей эмоций не вызвали. Сел, откинулся, задремал. Исчез напрочь из поля зрения, а потом и весь прочий мир сузился до размеров одного женского лица.
— Ты не бойся, — прохрипел Глеб, и застуженные бронхи свело вдруг приступом кашля. — Не… кх… не бойся, скоро кончится все. Ты ему не нужна, отпустит…
Она смотрела неотрывно, с мудрой и ласковой укоризной. Слова стали лишними. Ни к чему сотрясать воздух, когда не зависит от тебя даже собственная твоя жизнь. Цена твоей жизни равна нулю, и не выкупишь за нее теперь ни эту женщину с беспомощным существом внутри, ни дядю Сашу, который вообще сюда никаким боком. Полное поражение и сдача на милость победителя. «Бабло побеждает зло!» — вспомнилось не к месту, и кашель перекрутил грудную клетку по новой, до слез. Пневмония, наверное — чего еще ждать, когда валяешься, мокрый и голый, на ледяном полу? Через пару часов дышать
Кашель пришел снова, пришлось перевернуться. Исчезли теплые картинки, но и сырость промозглая куда-то делась. Может, телу стало все равно? Тело сделалось футляром для мыслей — на философию вот потянуло ни с того ни с сего! Стареем или положено так — хоть напоследок, да помудрствовать? Стал бы журналюгой двадцать лет назад, кропал бы сейчас умные аналитические статейки… все, стоп, не думай об этом! Пожалеешь себя, грусть накатит, а там недолго и слизью стать. Размазаться по плитке перед бабломутантом, выпрашивать жизнь в слезах и соплях, кусочек солнышка, ароматную поляну, лишний глоток воздуха… стоп еще раз!
Абсолютно невозможно такое под взглядом зеленых женских глаз, усталых и ласковых! Ради них уже отдал последнее, что трепыхалось за душой, так чего ж теперь?! Лежи, расслабься, не думай. Стань камнем, равнодушным к боли.
Жди…
Макс прибыл часа через три — а может, и через десять. Лязгнула дверь, мутант вошел в стремительном облаке адреналина, солнца и свежести. Хорошо сейчас было Максу!
— Поздравляю, парень, все твои мучения закончились! — крикнул с порога, и сонный оператор вскочил тут же, высквозил за дверь.
— Я твои кассеты уже глянул, шикарно! Представь, где теперь у меня будут все эти крутые перцы, что поналезли в Кремль и в Думу! За ноздри козлов, да на солнышко!
— Женщину отпусти! Ей нельзя мерзнуть!
— Да без проблем! — В руке Макса блеснуло маленькое и блестящее. Ключ от наручников, пущенный в дело тут же. — Беременным вреден холод, но чего не стерпишь ради дела! Мне, ты думаешь, легко было собственного наследника подвергать риску?!
— Что?!
— Наследника своего, говорю. Или наследницу. Сам понимаешь, УЗИ мы пока не делали, занята была наша будущая мама.