Последний шанс палача
Шрифт:
— А мы уже на «ты»? — усмехнулся Мастер дружелюбно. В самом деле, не ощущал враждебности к ершистому крестьянскому сыну, потомку и правопреемнику всех Иванушек, Емель и даже Джонов с Жаками. Они такие, их не изменишь! — Я ведь вас старше минимум лет на десять, да и свиней мы вместе не пасли, а потому…
— Не помнишь, — констатировал Глеб почти грустно. — Ты, падла конторская, не мне одному жизнь поломал, да? Пачками таких, как я, из институтов выкидывал, всех не упомнить?!
— То есть? — Взгляд Мастера вдруг заострился, мелькнуло искреннее удивление. — Какие институты? Я вас, разумеется, вспомнил, Глеб Воропаев, на память не жалуюсь,
— Ты о чем?
— О твоем друге Максиме, — усмехнулся Мастер, и эта внезапная фамильярность резанула слух. — Вы ведь с ним не разлей вода, еще с тех самых времен? Вместе раскачивали лодку, пока не потонула. В любом нормальном государстве таких, как вы, казнят за измену, а в нашем Зазеркалье предатели на коне. Успешные бизнесмены, совесть нации, да?
— Ты че несешь?! — Голос подсел неожиданно, вопрос прозвучал с жалкой какой-то агрессией. — Ты кого предателем назвал?!
— Ладно, не бери в голову, — улыбнулся человек с лицом популярного актера. — Историю пишут победители, поэтому можешь гордиться своими подвигами во имя демократии. Расскажешь детям, если когда-нибудь заведешь. А мы ту страну охраняли, согласно присяге, но победы нам не досталось.
«Может, е…нуть его?! Верный ПМ сзади за поясом, телохранитель вроде расслабился, ружья пока в землю смотрят. Нет, стоп! Он же тебя разводит в полный рост! Шутя увел разговор на свое поле, и вот ты уже в говнище, предатель и мразь конченая, а он весь в белом! Не ведись!»
— Про присягу хорошо сказано, за душу берет. Родину ты защищал, красава, грудью прикрывал, да? Так прикрывал, что аж за пазуху кой-чего попало. Так увлекся, что приватизировал кусочек родины и до сих пор не бедствуешь. А я, сволочь такая, просто бабу спасаю, без всяких высших интересов, куда уж мне! Спасаю обычного человека от твоих высоких планов! Потому что таким, как ты, человек не нужен, вы ж все глобально мыслите, вам целые народы под топор не жалко!
— Кому это «нам»? — вскинул бровь человек с лицом киногероя. — Что ты вообще знаешь обо мне и моих делах? Для тебя смысл жизни — заработать или стырить деньжат, набить пузо и уткнуться в телевизор, который тебе мозги вычистит, чтоб лишнего не думалось. Пускай другие дерьмо разгребают, да?!
— А ты, типа, санитар леса? Или ассенизатор?
— Хорошее определение, — прищурился Мастер одобрительно, будто добрый и старый профессор перед толковым студиозом. Будто не стояли рядом две толпы, пропахшие адреналиновым потом, и стволы не готовились обратить воздух в свинцовый коктейль. — Ассенизаторов стараются не замечать, с ними брезгуют даже рядом находиться, но без них невозможно обойтись. Почему ты думаешь, что без палачей этот мир обойдется? У нас, конечно, политкорректность, гуманизм и либеральные ценности, только крысы и глисты от этого не прослезятся. Их надо травить, если сам хочешь выжить.
— А по-моему, тебе сам процесс нравится, — поморщился Глеб, ощутив вдруг усталость и ничего, кроме нее. Уходил по капле боевой запал, а злости на собеседника так и не появилось. Лучше бы впрямь урод какой-нибудь приперся на встречу: в балахоне, с патлами и готической физиономией а-ля Мерлин Мэнсон. Ходячее воплощение ненормальности, с точки зрения простого русского мужика. Человек с сединой на висках внушал, напротив, сплошной позитив и желание довериться. — Любишь богом себя ощущать… ну, ты понял, короче.
— Разумеется. Вы мне это еще по телефону сказали. — В улыбке Мастера просквозила победная снисходительность, и вот это уже оказалось лишним. Не стоит насмехаться над человеком, способным оплатить и привезти с собой два отделения вооруженных бойцов!
— А что тебя, собственно, веселит? — спросил Глеб тихо, но уже заводясь. — Дела твои швах, если не понял еще. Тот народ, что сзади меня, в курсе всей темы, а завтра оно дальше пойдет. Ты у нас, конечно, крутой перец, наверху тебя прикрывают, но на фига ты им нужен засвеченный, а?! Шумиха, журналисты, заявы на тебя во все инстанции! А уж иноземцам проклятым только намекни, что контора в России режет людей, да еще православными крестами!
— Ну, во-первых, давно не контора… — Улыбки на губах Мастера уже не было. — …А во-вторых… скажите, Глеб, неужели вы реально подонок? Вот так запросто отдадите свою страну на растерзание шакалам и будете смотреть, как она заживо гниет?
— Да пошел ты! — Аргументов не хватало, искать их не хотелось, и вообще — не для того все затеяно! Пора завязывать с дискуссиями, пока нервы не сдали на спусковых крючках. — Повторяю еще раз, отстань от Дины! Ты забываешь ее, я забываю тебя, и живем ровно. Любой наезд с вашей стороны — информация уходит в Интернет и всем желающим, а вон те парни помогут твоим придуркам успокоиться.
— Какое красноречие! Вам бы, Глеб, в политику, в народные трибуны, сделали бы крутую карьеру! И все-таки, не для протокола — зачем вам это? Неужели влюбились?
— Тебя не касается, — схамил Глеб уже по инерции, не решаясь почему-то разорвать этот странный разговор. — Ты за страну красивые базары ведешь, а я хочу, чтоб таких, как ты, здесь не было. Чтоб никто не мог людей запросто послать на костер или в лагеря, потому что рожа не понравилась. Я — за жизнь, понимаешь?!
— Вы за бардак. Для всех вас жизнь одного ублюдка дороже целой страны. Поэтому мы не договоримся, Глеб Воропаев. Живи, пока живется, и не мешай.
— СТОЙ. — Слово выпало сквозь зубы как тяжелая картечина, без крика и без злости. Гулкий стук в висках, белое лицо Наташи на белой наволочке, пустая безысходность во взгляде… — Стой, урод. Она же беременная. Тебе ЕЕ две жизни тоже не жалко?
Рука ползет уже за спину, под ремень, к нагретой рукояти под рубахой — он успеет! Должен успеть!
— Кто беременная? — неподдельное удивление во взгляде Мастера. — Вы это про Дину? А откуда… хотя глупый вопрос. Что ж, поздравляю, если не врешь, тут ты меня сделал!
На секунду, не больше лицо Мастера исказилось, потом импозантный мужчина резко развернулся, и осанка его сделалась вовсе монументальной. Прямая спина человека, которому очень нужно уйти гордо. Не сутулиться, не ломаться пополам от удара под дых — героем остаться.
— Стой, — сказал Глеб еще раз, совсем по-другому. Непонятные слова, странная реакция — да что за фигня тут творится?! — Стой, говорю, елки! Объясни нормально, без этих своих…
Прямая спина даже не вздрогнула — человек, уверенный в своей правоте. Широкие шаги, небрежный жест рукой в сторону бородатой шеренги. Средневековые бойцы опускают дробовики, телохранитель делает шаг в сторону, прикрывая отход вождя, худое лицо закаменело в странной гримасе… не до него сейчас! Догнать сейчас надо эту прямую спину, глянуть в глаза, задать всего пару очень важных вопросов!!!