Последний шанс
Шрифт:
Я встрепенулась, как киска при звуке рекламы «Вискаса». Повезло мне, о Макаре подробности — раз, о возможном убийстве — два. Коли судить по чести, из нанимателей у меня остались лишь азартные мужички-спорщики. Я понимающе покивала:
— Хорошо, когда обо всем забываешь рядом с мужчиной.
— Вы не правильно поняли. В пробелах моей памяти больше виновата водка, чем Макар.
— А! Гуляли? — я одобрительно ухмыльнулась. Беседа неторопливо текла в нужном направлении. Скоро и до бомжика доберемся. Откуда ни возьмись, у столика возникла официантка
— Что закажете?
— Чашку кофе и … — я ощутила недовольство в желудке. — Пирожное.
— Мне тоже! И побыстрее, — вмешалась Лариса. — Эх, прощай, фигура. Не поверите, сколько я трачу сил для поддержания себя в форме…
Я опечалилась. Тема лишнего веса и борьбы с ним является самой любимой среди женщин всех стран, самой назойливой и надоевшей для меня. Но вернемся к нашим баранам. Я сделала умный вид и вмешалась в Ларисин монолог:
— Я где-то вычитала, что алкоголь — очень калорийный и высокоэнергетический продукт.
— Да, — моментально расстроилась молодая женщина. — И я читала об этом.
— Вот-вот, — продолжала я атаку. — Сколько, например, вы выпили в среду?
— Так. Две кегли пива, красного вина фужеров пять, ну и водки…
— Ничего себе! Это все на пару с Макаром или в одиночку?
— В одиночку. Макар вообще пил очень мало. У него печень барахлит, с тех пор как в детстве желтухой переболел. Чуть переборщит в еде или спиртном, сразу загибается.
Бич «новых русских» — болезни органов пищеварения. Пожрать любят до отвала — шашлычки, балычки, икорка, а меры не знают. Рано или поздно у кого желудок, у кого поджелудочная выходят из строя, начинаются мучения, диеты и бесконечные траты на лекарства и докторов. Вывод: полезно быть бедным и голодным, как я. Я сокрушенно покачала головой.
— Не повезло бедолаге. А много народу гуляло?
— Всего человек двадцать. Погудели мы знатно. Дым коромыслом до потолка стоял. Бутылки били, на столах танцевали, народные песни пели…
Лариса откинулась на спинку стула и прикрыла веки, погрузившись в воспоминания. Но я выяснила еще не все подробности того вечера и не отставала с вопросами:
— А сидели где?
— Сначала на улице. Потом зачем-то внутрь забрались. Хотя ни дождя, ни ветра не было.
— Может, шумели сильно? Песни пели, шампанским стреляли…
— Шампанское как раз не пили. А здесь мы шумели еще сильнее, чем снаружи. Дискотеку устроили. Столики мужики сдвинули, Макар динамики на середину вытащил. Шабаш начался — собственного голоса не слышно.
— Бедные жильцы! Не спускались вас утихомирить? Или охрана не пропустила?
— Ох, Татьяна, такой прикол, — Лариса засмеялась. — Представляешь, охраннички наши крепились, держались, а к двенадцати расслабились, стали то рюмочку, то стопочку опрокидывать и упились в конце концов до поросячьего визга. С нами барыню отплясывали, рыдали в обнимку на полу.
— Безобразие! А как же их прямые обязанности?
— Вы совершенно правы! — Тень негодования пробежала по ее красивому лицу. — Из-за этих бездельников я чуть заикой не стала!
— Расскажите, пожалуйста! — я насторожилась.
— Часа в два ночи мне потребовалось в туалет. Кстати, их тут два: для работников — рядом с черным выходом — и для посетителей. В последнем закрылась парочка, и мне пришлось топать в служебную часть. Туда доползла удачно, обратно выхожу и как заору!
— Почему? — подала я голос в нужном месте.
— На меня из темноты коридора двигалось какое-то чудовище!
— А-а-а, — это вслух, а про себя: белая горячка, классическая картина.
— И не сразу до меня дошло, что меня испугал до полусмерти старый вонючий грязный бомжик.
— С веничком? — прошептала я в восторге.
— Да. Вы его здесь видели? Он и раньше все время норовил мимо охраны проскочить — погреться, бутылки собрать. Если хотели выгнать, делал вид, что делом занят, подметает. Но я-то с пьяных глаз не сообразила, чуть не обделалась со страху, хорошо, в туалет сходить успела.
— Кошмар. Не приставал?
— Не смеши. Он в обычном состоянии на ногах еле держался, а тогда уже успел где-то набраться похлеще меня. Когда мы, оба покачиваясь, сошлись посередине коридора, разойтись, конечно, было проблематично. Старикан меня за руку уцепил и ну лопотать. Бредил, наверное, алкаш.
— О чем?
— Чушь несусветную. Статуя, говорит, вознеслась. Я спрашиваю: какая-такая статуя? А он: которая на площади. Наклонился, перегаром на меня дышит и одно и то же повторяет: «Божий промысел, на небеса вознеслась, чудо!»
Я молчала, переваривая. Лариса передернула плечами, допила кофе и продолжила:
— Настоящая пытка — психологически-ароматическая. Если бы не Макар, я бы загнулась. Он меня искал уже, выглянул в коридор, а я там с бомжиком обжимаюсь. В прямом смысле. Макарка психанул, меня уволок, на охранников наорал, они даже по стойке «смирно» вытянулись, отправил их наводить порядок.
Думаю, выгнали они старикана взашей и припугнули чем-нибудь. Сегодня я его не видела.
Я печально высморкалась. Дело спорщиков, за исключением мелочей, было разрешено. Макаркины ребятки, подстегнутые алкоголем и хозяйской руганью, насмерть забили маленького бомжика. Он попытался убежать, и они открыли пальбу из служебного оружия. Выстрелы слышали азартные бессонные мужички. Как говорится, се ля ви. Убийство произошло. А Макар боится, что я выведу его на чистую воду;
Я крутила в пальцах чашку, не прислушиваясь к вещающей в похмельном синдроме Ларисе. Меня занимало другое. Сложилась странная ситуация: несколько серьезных и весьма занятых людей, включая меня, обеспокоены судьбой и возможной гибелью какого-то бомжа. Всеобщий альтруизм? Справедливость для всех и каждого?
Абсурд. Мне за расследование платят «зелененькими», а они на дороге не валяются и на липах не растут. У старого алкоголика не было ни квартиры, ни денег, ни родственников. Или дело вообще не в бомжике, или…