Последний шедевр

Нойманн Алесто

– Поехали. У нас мало времени.

Я ввел адрес в GPS на панели, и Аспис вдавил педаль газа в пол. Земских Антон точно так же, как и Белозеровы принадлежал к касте богатых мира сего, поэтому жил в своем собственном особняке. Подобные дома находились в каждом городе на тихих улочках, петлявших возле центра города, все еще находясь поближе к городской жизни, но прячась за высоченными заборами в тишине просторных дворов.

– Что ты нашел про художника Аристова? – спросил я, когда мы свернули с запруженного машинами шоссе на более уединенную улицу.

–

Девушку с портрета зовут Алина, – отозвался Аспис, не сводя пристального взгляда с дороги. – Огромная любовь художника, которая умерла, и Аристов, не вынеся душевных страданий, написал ее портрет, чтобы образ жил вечно.

– Знакомый расклад, – задумчиво сказал я. – Призрак, заключенный в портрете, хочет на свободу, поэтому громит все вокруг.

– Это не единственная картина на моей памяти, которая хранит в себе душу умершего человека, – возразил Аспис. – Зачем ей смерть хозяйки дома?

– Месть.

– За что?

– За… – Я прервался на полуслове, стараясь сопоставить факты из биографии с действиями мстительного призрака. – Не знаю, за что она может мстить Ольге, которая ни в чем не виновата.

– В головоломке не хватает деталей. Нам нужно выяснить у Земских, зачем он избавился от портрета настолько быстро и неосторожно, что холст тут же ушел с молотка.

Особняк Антона Земских казался опустевшим и совершенно заброшенным. Если бы не горевший внутри свет и не мужчина, стоявший на крыльце, я бы подумал, что это место покинули в страшной спешке, а потом природа взяла свое, запутав сад тяжелыми лозами и высокой травой.

– Вы по какому поводу? – обратился к нам мужчина с крыльца, когда мы с Асписом покинули минивэн.

– С кем имею честь? – Аспис сменил холодный тон на чопорную вежливость.

– Дворецкий. Вы хотели видеть хозяина?

– Да, мы по поводу полотна, которое он отдал в картинную галерею, – спокойно ответил Аспис. – Можно нам пройти?

– Хозяин сейчас в саду, – мягко ответил дворецкий. – Почему вас заинтересовал портрет?

– Потому что его продали в семью, и он снова начал убивать. – Слова Асписа повисли в летнем спокойном воздухе как едкий дым. – Вам что-нибудь об этом известно?

– Если дело настолько важное, то я мог бы поделиться своими наблюдениями.

– Мой напарник пообщается с Антоном Земских, а я бы с удовольствием остался здесь и задал вам пару вопросов. – Аспис подтолкнул меня вперед. – Будь, пожалуйста, аккуратнее в выражениях и постарайся узнать как можно больше.

– Я же не ты.

Дворецкий кивнул и указал мне в сторону сада, который хоть и выглядел как заброшенный островок дикой природы, но былое величие фонтанов, резных скамеек и оград все еще проглядывалось через темно-зеленую пелену растительности. Скрипнув калиткой, я прошел через небольшой цветник и очутился на поляне за домом. Слева – высокая холодная каменная стена дома, справа – сгорбившаяся фигура хозяина, склонившегося над чем-то, что мне не удавалось разглядеть.

– Вы Антон Земских?

Хозяин обернулся. Его пустой взгляд и безвольное лицо не выражали никакой тревоги

или любопытства, он словно смотрел сквозь меня, а затем его внимание снова вернулось к…

– Это памятник вашей жены? – спросил я, кивая на надгробие. – Примите, пожалуйста, мои соболезнования.

– Я слышал ваш разговор с Николаем. – Стиснутые губы Антона слегка дрожали. – Это правда, что Михаил Александрович перепродал портрет вместо того, чтобы его уничтожить?

– Правда.

Земских замер, словно борясь за следующий вздох. Цепочка на его шее покачнулась, в летних отблесках сверкнуло обручальное кольцо, которое он носил поближе к сердцу. Потерев грудь ладонью в том самом месте, где памятная вещь касалась тела, Антон с трудом опустился на садовую скамью и жестом призвал меня сделать то же самое.

– Если вы поклянетесь уничтожить портрет, то я расскажу все, что знаю. – Антон бережно коснулся обручального кольца на цепочке. – Я не хочу, чтобы вы перепродали его кому-то еще.

– Как бы сказал мой друг – наша преданность человечности сильнее преданности чему бы то ни было.

– У вас очень мудрый друг.

Легкий порыв летнего ветра зашумел в листве деревьев, зашептал в траве и цветах, словно старый сад облегченно вздохнул.

– Вы, наверное, знаете, что модель Аристова погибла при невыясненных обстоятельствах.

– Да, мой друг мне уже сказал, хотя про невыясненные обстоятельства слышу впервые. – Я замолк, стараясь подобрать слова. – Ваша жена…

– Она впала в полуобморочное сознание и через пару дней скончалась. Сразу после того, как мы принесли портрет с аукциона.

– То же самое сейчас происходит с новой хозяйкой картины. Как вы думаете, чего желает портрет?

– Я не знаю, – бесцветно отозвался Земских. – Почему бы ему было не убить меня? Этот призрак с портрета словно мстил счастливой в браке женщине. Она ведь не виновата, что я ценил искусство превыше осторожности.

– Пожалуйста, примите мои соболезнования.

– Вы уже это говорили. – Земских отвернулся, скорбно взирая на надгробие. – Больше мне нечего вам рассказать. Есть только огромная просьба избавиться от полотна как можно скорее. Будьте аккуратней, в нем есть какая-то притягательность, которая однажды помешала мне.

– Конечно. – Я поднялся со скамьи. – Я ничем не могу вам помочь, но единственное, что мы точно сделаем – убедимся, что картина больше никому не навредит.

– О большем я и не прошу.

Покидая сад, я обернулся на сгорбленную фигуру Антона Земских. Он снова занял свой молчаливый пост возле надгробия жены. Тяжело вздохнув, я двинулся к воротам, где мы оставили свой минивэн. Аспис и дворецкий Николай стояли на крыльце и курили. Дворецкий что-то мрачно рассказывал Аспису, явно завершая свой монолог. Заметив меня, Аспис торопливо затушил сигарету и коротко попрощался с новым знакомым. Не сговариваясь, мы двинулись к минивэну, я залез на пассажирское сиденье и вжался в спинку, словно прячась там от беспросветных последствий той истории, которые я увидел собственными глазами.