Последний штрих
Шрифт:
– Какая прелесть, солнышко! – восклицала Сесил, заметив новые диванные подушки, сшитые мной из кусочков старых шарфов. Иногда она приносила мне чай со льдом, когда я работала над новой картиной в сарае, переоборудованном мной под художественную студню.
– Жаль, что я не умею ни рисовать, ни шить, • вздыхала она, разглядывая мои кисточки, поломанные линейки, подрамники и соблазнительную кипу новых полотен, завернутых в целлофан. Когда я рисовала, Сесил обычно сидела на старом складном стуле и читала какой-нибудь потрепанный любовный роман. Время от времени
– Попробуй, – предложила я.
– А что нужно делать? – спросила она.
Я сказала, что можно начать с такого упражнения: пусть она попробует нарисовать меня, не глядя на полотно Это избавит от скованности, объяснила я, и научит видеть все в целом, не отмечая дотошно каждую деталь. Сесил рисовала целый час и только потом попыталась оценить, что вышло.
– О нет! – воскликнула она. – Ты получилась такая страшная!
Она развернула полотно ко мне. Мой нос занимал добрых пол картины, а прядки волос свисали по сторонам лица, как змеи.
– Что ж, пожалуй, тебе удалось передать сходство, – заметила я.
Сесил покачала головой и поклялась, что больше никогда не возьмет кисть в руки. Пусть этим занимаются профессионалы. Уходя, она остановилась в дверях.
– Ты такая красивая, Джесси, – сказала она. – Да ты, наверное, и сама знаешь.
Я покраснела.
– Иди-ка ты...
Сес вздохнула.
– Как бы мне хотелось одолжить тебе свои глаза, чтобы ты увидела себя в зеркале такой, какой я тебя вижу. Не представляешь, до чего ты привлекательная и талантливая.
Остаток лета мы пили пиво, плавали в местном водохранилище и дрыхли под тихий шум дождя, который после обеда приносило ветром с гор. Как-то была моя очередь закрывать «Уош», магазин одежды, где я работала пять дней в неделю. Брин и Сесил уговаривали меня пойти на пикник, куда нас пригласила Лора. Лора мне нравилась. Она тоже была из Лос-Анджелеса и, как и я, увлекалась искусством. Лора вечно торчала в компьютерном классе и рисовала то афиши для вечеринок, то плакаты для студенческого совета. Я восхищалась ее организованностью. Она носила авангардные очки в черной оправе и всем своим видом заявляла: «Да, я творческая личность. А ты что умеешь делать?»
Но в тот день я смертельно устала. Мои подруги не работали, им это было не нужно. Отец Сесил служил в инвестиционном банке, мать занимала видное положение в нескольких манхэттенских благотворительных обществах. Родители Брин занимались бракоразводными делами в Чикаго (а сами были счастливы в браке; вот и пойми их). Мои предки развелись, когда мне было шесть, и их нельзя было назвать обеспеченными людьми. Мать печаталась и иногда читала лекции, отец занимался недвижимостью коммерческих предприятий, но до Дональда Трампа ему было далеко.
Отработав девятичасовую смену, я закрыла магазин, притащилась домой и заснула перед телевизором, по которому шел старый фильм. В то лето чуть ли не ежедневно кто-нибудь устраивал пикник на природе. Засыпая, я подумала, что ничего не теряю.
На следующее утро, когда я пила кофе и разгадывала кроссворд, сидя на заднем крыльце, в дверях кухни появилась Сесил.
– Что с тобой вчера случилось? – спросила она, присев на верхнюю бетонную ступеньку.
– Выбилась из сил, – ответила я и прислонила голову к ее колену. – Хорошо повеселились?
– Да, неплохо. – Сесил почесала комариный укус па ноге и сосредоточенно нахмурилась. На ее зеленые глаза упал вьющийся локон. – Джесси...
– Да?
– Помнишь парня по имени Зак?
– Кого? – спросила я. Еще бы не помнить!
– Ну, вы еще с ним целовались прошлой весной на вечеринке, но он тебе не понравился, потому что оказался маменькиным сынком.
– Угу. – Я зажмурилась и притворилась, что греюсь на солнышке. На следующее утро после того, как Зак сказал, что у него уже есть девушка, я завтракала с Сес и Брин и заявила им, будто он не в моем стиле. Я довольно туманно объяснила причину своего внезапного охлаждения. Вполне возможно, я и назвала его маменькиным сынком, не помню уже. Мне было стыдно признаться подругам – особенно Брин, – что я скинула с себя одежду, даже не выяснив, встречается он уже с кем-то или нет. Я решила – если он вдруг позвонит, скажу им, что передумала. – Ах да. Зак. Из Сан-Франциско.
– Как он тебе?
– Да ничего. А почему ты спрашиваешь?
– Он пригласил меня на свидание.
Я открыла глаза и уставилась на нос Сесил.
– Господи, Джесси, что с тобой? – Сесил спустилась на одну ступеньку, присела рядом со мной и взяла меня за руку. – Он что, тебе нравится? Помнится, ты говорила, что он не в твоем вкусе. Или я ошиблась? Хочешь, я позвоню ему и отменю встречу?
– Нет-нет, что ты... просто... как это случилось? Сесил набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула.
Она выглядела свежей, как в рекламе мыла, хотя наверняка легла спать позже меня.
– Мы познакомились на барбекю, – сказала она. – Пикник устроили возле дома, который он снимает со своим приятелем Дэвидом, знакомым Лоры. Ну, мы и разговорились. Очень мило побеседовали, а потом он спросил, не хочу ли я сходить с ним в ресторан. Я думала, он тебе безразличен. Или это не так?
Сесил уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Я знала, что стоит мне только попросить, и она отменит свидание. И еще было видно, что Зак ей нравится.
– Нет, что ты, – успокоила ее я. – Скажешь тоже. Но... разве у него нет девушки?
– Боже, я так рада, так рада! – Она обняла меня. – Да, у него была девушка. Он мне рассказывал. Они расстались прошлой весной. Ты действительно не возражаешь? Я сказала ему, что ты моя соседка, правда, не сразу. Честное слово, если ты что-то имеешь против...
– Не будь дурочкой, – перебила я. – Что было – то быльем поросло.
– Ты уверена? На все сто?
– Перестань, ты меня уже достала. – Я подняла газету. – Лови момент, как говорится, и дай мне спокойно доразгадывать кроссворд.