Последний свидетель
Шрифт:
Я чувствую, как за прошедший час ситуация в корне изменилась, и преимущество осталось за Петерсеном. Самодовольство, с которым я вошла в эту комнату, ныне ошметками лежит у моих ног. С огромным усилием я заставляю себя улыбнуться доктору. Не теплой человеческой улыбкой, а какой-то слегка безумной. Я смотрю, как он неловко ерзает под моим взглядом, и моя улыбка становится настоящей. Почти искренней. Доктор прочищает горло.
Какой будет его следующая атака? Вопрос про чувство собственного достоинства сбил меня с толку, но я сама виновата: утратила бдительность. А
Пока Петерсен размышляет, я решаю прикрыться напускным безразличием. Вздыхаю и смотрю в сторону, как будто мне скучно.
Мне и правда скучно; до смерти надоело из раза в раз проходить одно и то же. Надоело притворяться, что вот теперь-то уж я в здравом уме, когда вовсе не теряла рассудок. Надоело мечтать о том, как бы выбраться отсюда.
По крайней мере, я говорю себе, что мне скучно, и почти верю в это.
А на самом деле я боюсь. Страх, мой постоянный спутник, ворочается у меня в животе, но я так долго жила с ним, что почти научилась его игнорировать. Здесь, на свету, тени в моем разуме отступают, почти сдаются. Единственный монстр сидит напротив меня.
– Я разговаривал с твоей матерью, Хезер. – Он делает паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я моргаю, но не более того. – Она сообщила, что ты отказываешься с ней общаться…
И замолкает, надеясь, что я заполню тишину ответом. Любым, каким угодно.
Что ж, один у меня есть: мне нечего ей сказать.
Но я не произношу этого вслух. Не только потому, что не хочу доставлять удовольствие доктору, еще вообразит, будто я решила разоткровенничаться. А потому, что не готова в этом признаваться даже себе. Но так и есть. Мне нечего сказать маме. Собственно, любому человеку из моей семьи. Потому что они не поверили мне… и я не могу это забыть.
Петерсен тоже не поверил. Но мне на него наплевать.
Пока он молчит – надеясь, что я сломаюсь, – я перевожу взгляд на его стол и слегка ухмыляюсь. Серебряный нож для писем исчез. А ведь он всегда гордо лежал на почетном месте с самого первого дня моей терапии. Глупо со стороны психиатра держать подобную вещь у себя в кабинете. Острую. Смертоносную. Ни на секунду не поверю, что за все время лишь я одна попыталась нанести Петерсену удар в шею. Интересно, если дотянуться до ближайшего…
– Хезер?
При звуке своего имени я невольно поднимаю голову. Естественная реакция, и тем не менее она меня раздражает. Я смотрю на доктора, и в моих глазах сверкает вызов. Петерсен выпрямляется, решив, будто это слезы.
– Она хотела бы тебя увидеть. – Он произносит фразу терпеливым, добрым, снисходительным тоном. Почти любящим.
Как скрип ногтей по стеклу, но я не реагирую. Ну, моя губа чуть приподнимается, но с этим я ничего не могу поделать.
– Твоя мать готова дать тебе второй шанс, – мягко упрекает он.
Да неужели? Я горько усмехаюсь про себя. Это я должна предложить ей второй шанс. Если я когда-нибудь решу это сделать.
Я успокаиваюсь
Однако доктор меня удивляет.
– Расскажи мне о дольмене, Хезер. Расскажи, что вы там нашли.
Глава 5
Тогда
К тому времени, когда нам удалось приготовить гамбургеры на крошечном переносном мангале, который захватил с собой Дуги, солнце уже низко сидело на небе. Оно парило на дюйм выше горизонта, первые мазки прекрасного заката запятнали кристально чистую синеву. Я сыто откинулась на спинку стула и подставила лицо последним горячим лучам угасающего дня.
– Пора разводить костер, как думаете? – тихо предложил Мартин.
При слове «костер» Дуги и Даррен разом вскочили, излучая нетерпение и энтузиазм. Даррен мгновенно растерял свой фирменный равнодушный, полный спеси вид, отчего внезапно стал выглядеть намного моложе. Приятнее. Я чуть не улыбнулась ему, когда он радостно потер руки.
– Определенно, – сказал Даррен.
Ни Эмма, ни я не двинулись с места. Было очевидно, что это чисто мужское развлечение. Глядя, как они роют яму, а затем укладывают туда спешно собранную связку дров, я гадала, состоял ли кто-либо из ребят в скаутах. Возможно, Мартин. Казалось, он держался наиболее уверенно: уложил веточки в форме вигвама, сунул в центр смятую бумагу и поднес к ней спичку.
– Это поможет, – объявил Даррен, держа какую-то бутылку. Водки, как я поняла.
– Нет! – закричал Мартин, вскакивая, чтобы остановить Даррена, который уже собирался плеснуть алкоголь на первые дымные струйки.
В одно мгновение дружеская атмосфера исчезла как по мановению руки. Даррен ощетинился, раздраженно щурясь. Мартин невольно скопировал позу Даррена – пальцы сжаты в кулак, плечи расправлены, бицепсы вздуваются под смехотворно узкой футболкой, но сменил выражение лица со встревоженного и раздраженного на умоляющее.
– Не хочу тратить выпивку впустую, – сказал Мартин, пытаясь улыбнуться. – Огонь сейчас разгорится, просто дай ему секунду.
– Но раз уж ты достал водку… – Дуги появился позади Даррена с пачкой пластиковых стаканчиков в руке.
Один неловкий момент Даррен продолжал смотреть на Мартина, едва скрывая агрессию, но затем повернулся и начал наполнять стаканчики. Уровень жидкости внутри поднялся по крайней мере до половины, прежде чем Дуги долил остальное колой. На этот раз, когда он вручил мне стакан, я не колебалась. В конце концов, не то чтобы я ни разу в жизни не пила…
Я глотнула и, зная, что, по крайней мере, Дуги за мной следит, постаралась скрыть гримасу отвращения. Кола практически никак не замаскировала алкоголь. Гадость. Словно пить лак для волос. Тем не менее никто не жаловался, поэтому я глотнула еще. Лучше не стало. Возвращаясь к своему месту, я сделала мысленную пометку как можно скорее добавить себе еще колы.