Последний торпедоносец
Шрифт:
… Всё закончилось очень быстро. Натиск и бешеная ярость европейских мальчишек переломили сопротивление погромщиков в самом начале. Пятеро остались лежать на месте, восемь или девять разбежались в разные стороны, побросав ножи, кастеты и велоцепи. Хрипящего Николая с трудом оттащили от турчонка, которому грек уже начал отрезать ухо его собственным ножом. У Николая — да и у всех — были разбиты пальцы. Серьёзно пострадал только Лешка — ему глубоко распороли ножом левое плечо, но он отталкивал тянущиеся к нему руки и ругался.
— Класс, — сказал Сенька, подходя к Игорю и обнимая его мокрой от пота рукой. От Сеньки тоже резко пахло, но это был человеческий запах — запах бойца после рукопашной. — Класс, класс, класс, как легко стало…
— А то, — искренне согласился Игорь, глядя, как Николай прошибает ножом бензобаки — ноздри у грека раздувались, зубы скалились до верха дёсен.
— Можно сказать, помолились, — добавил, подходя, Борька. Мальчишки начали хохотать, толкая друг друга локтями.
Денис присел возле одного из турчат — тот как раз начал возиться. Взял его за шею:
— Слушай, ты, — процедил Денис, приближая своё загорелое лицо к посеревшему смуглому лицо турчонка. — Ещё раз здесь появитесь — перебьём всех, как кур. Прямо в ваших аулах. Всей станицей придём, все пацаны с побережья вообще, и перебьём на хер. Потом пусть сажают, нам пофиг. Ты понял!? — он тряхнул турчонка так, что тот захрипел и бешено закивал. Денис поднял его и бросил на колени. Пригнул голову: — Крестись, сука! Крестись, я сказал! Крестись и повторяй: "Прости меня, Господи!" Крестись! Крестись!! Крестись!!! — и снова тряс турчонка, неумело крестящегося непослушными руками, как крысу…
Золотой кельтский крест летел в безоблачном небе — снайперским прицелом…
Этой ночью Сенька и Денис ночевали у Игоря. Бабушка ничего не имела против, тут к этому относились проще простого. Игорь уже успел в этом убедиться.
Мальчишки взвинтились так, что, невзирая на перенасыщенный день, долго не могли уснуть, рассказывали похабные анекдоты, боролись, ржали и вообще вели себя, как идиоты. Наконец Денис, улёгшись на разостланное одеяло, вдруг сказал задумчиво:
— Сень, помнишь, ты сказал тогда про тридцатисемимиллиметровку?
— Помню, — лениво сказал Сенька, ложась на живот.
— А как ты думаешь — не завалялась ли у них и правда хоть одна?
— Хочешь проверить? — привстал на локте Игорь.
— Посмотрим, — уклончиво Денис, закидывая руки под голову:
— Мы навык воинов приобрели,Терпенье и меткость глаз,Уменье хитрить, уменье молчать,Уменье смотреть в глаза…— Багрицкий… — сонно сказал Игорь.
На этот раз «предшественники» постарались конкретно. Игорь сто раз их проклял, работая лопатой. Южная земля взвивалась тонкой пылью, оседая на коже и волосах белёсой пудрой, заставляя неудержимо чихать. Мальчишки угрюмо переглядывались, соображая, кто первым скажет: "Да нет тут ничего!".
Остаётся неизвестным, кто бы это сделал, потому что после чёрт те какого удара лопата в руках Сеньки «вдруг» — о этот "вдруг"! — коротко и основательно ударила в плоскую каменную плитку, явно не просто так сюда попавшую. Ребята переглянулись и бросились расширять яму. Стало ясно, что плита — не меньше чем метр на метр — лежит поверх какой-то пустоты. Докопавшись до её краёв, пацаны принялись молча и свирепо «домкратить» её лопатами и руками. Слышалось яростное пыхтение. Потом кто-то нездешним голосом сказал: "Ы-ы-ы-ы-ык-к!", плита встала на ребро и неожиданно тихо рухнула на край ямы.
— Взорам, — запыхавшимся голосом объявил Сенька, — отважных кладоискателей открылся… японский городовой, парни, это же миномёт!!!
— Восьмидесятидвухмиллиметровый, — солидно подтвердил Денис, делавший вид, что всё так и было задумано. Но и он не удержался — нагнулся над ямой, в которой — на нескольких серых ящиках — лежал скоробившийся брезент. Из него выглядывали густо покрытые окаменевшим тавотом детали.
— Мать моя женщина! — высказался Борька, спрыгивая в яму и поднимая счастливое лицо. — Ну теперь! Ну мы! Ох-х! — и он потряс кулаком в пространство.
— Быстро наружу, — приказал Денис. Генчо и Николай спрыгнули туда же. Теснясь в яме, подали наверх трубу ствола, тяжёлый блин опорной плиты, сложенную опору-двуногу. Потом начали передавать ящики — в каждом было по четыре мины, всего десять ящиков.
— Глядите! — крикнул Николай, поднимая Из-под ног фанерку, выстилавшую дно. Отряхнул её от песка. На листе было написано чёрной краской:
ПОМНИТЕ, ПАРНИ — ПУТЬ НАШ ВЫСОК!ИЛИ ПОБЕДА — ИЛЬ ПУЛЯ В ВИСОК!ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ — ОТВАЖНО ВСТАНЬ!МОЛОДОСТЬ-ДОБЛЕСТЬ-"ШТОРМ"-КУБАНЬ!— Здорово, — сказал Борька. — Кто же у них сочинял, не твой отец, капитан?
— Это не их стихи, — сказал Денис. — Это Анны Ахматовой, просто переделано…
— Всё равно здорово, — заметил Игорь. — Теперь надо думать, как это добро и куда переправлять.
— А что тут думать? — Николай выпрыгнул на край раскопа, сидя на корточках, с прищуром посмотрел снизу вверх на остальных. — Скоро ночь. Чего ждать?
Он был прав.
Ждать больше было нечего.
У пресных, сухих галет был вкус дела. Точнее Игорь не взялся бы объяснить. Но это было здорово: сидеть с Сенькой на траве, пить очень сладкий горячий кофе из термоса, разлитый в алюминиевые кружки, обжигающие пальцы и губы, и дробить на зубах упакованные в жестянку шестьдесят пять лет назад вроде бы безвкусные печенья.
Из «морской» формы на мальчишках оставались только тельняшка и берет. Остальное заменили кроссовки, камуфляжные штаны и майки, поверх которых были надеты самодельные разгрузки. Сенька — у него был только ТТ — перегрузился сверх всякой меры гранатами: нашими РГ42 и немецкими «колотухами», взяв не меньше полутора десятков. У Игоря из карманов торчали изогнутые магазины к ППШ и батончики «пикника». Рядом лежали вместительные рюкзаки.
— Тяжело будет нести, — заметил Игорь, сплёскивая чаинки в расселину у ног. — Миномёт, да ящики…