Последний трюк каскадера
Шрифт:
Я натянут как струна, чувствую, вот-вот последует жесткий удар, и, хотя не знаю еще, в чем дело, не намерен сдаваться.
— Вы помните, когда умер президент Фроман? — продолжает Дре.
— Не скажу точно, но примерно числа пятнадцатого прошлого месяца, в субботу.
— Следовательно, — вопрошает Дре глубокомысленно. — Следовательно?.. Посчитайте-ка. Как раз за три недели до выборов.
На этот раз меня словно крючком поддели за подбородок. Я парализован. В голове рассыпаются обрывки мыслей. Надо было соображать… Загнан в угол. Сам виноват! Виноват!
Виноват! Столько ухищрений,
Понемногу мне удается овладеть собой. На моем лице написан все тот же вежливый интерес, но я как бы начинаю скучать. Дре зорко следит за мной и продолжает свой маленький эксперимент.
— Вот что из этого следует, — говорит он. — Президент умер задолго до получения писем с угрозами, когда ему предлагали убраться с дороги. Может, теперь вы понимаете, что из этого следует?.. Нет?.. Должен честно признаться, что вначале я тоже не понял. Сказал только: «Мертвым не угрожают». И только потом сообразил, что, вероятно, кто-то хотел подбросить доказательства необъяснимого самоубийства.
Он пристально наблюдает за мной, но все еще с видом чиновника, которому словно неловко высказывать собственное мнение.
— Это первая ошибка, — говорит он. Я пытаюсь иронизировать:
— Почему первая?.. Есть и другие?
— На ум сразу же приходит вторая. Вы ведь согласны, что анонимные письма — липа, не правда ли? Они понадобились для того, чтобы кого-то обмануть. Кого? Меня?.. Но для меня следствие было закрыто. И факты установлены… В таком случае, кого именно эти письма должны были ввести в заблуждение? Подумайте-ка. Кто должен был наткнуться на них?.. Ваша сестра Изабелла. На этот раз я взрываюсь:
— Соблаговолите оставить ее в покое. Дре успокаивает меня жестом.
— Не надо гневаться, — говорит он. — Я нашел конец нити. Разматываю клубок. Вот и все. Дело выеденного яйца не стоит. Ваша сестра терялась в догадках, отчего умер ее муж, и ей подбросили ответ. Он умер, потому что его заставили умереть.
— Однако…
— Подождите. Не прерывайте меня. Кто мог составить эти письма?.. О, вы знаете, ответ тут однозначен. Не кто иной, как господин де Шамбон.
— Это мог бы сделать и я, раз уж вы до такого додумались. Обвиняйте меня! — вскипел я.
— Тише! Не будем терять из виду главное. Если бы можно было принимать эти анонимки всерьез, они поразительным образом ослабили бы версию самоубийства. Вспомните фразу: «Убирайся, иначе…» «Иначе» означает: тебе крышка. В чьих же интересах было внушить вашей сестре, что ее мужа могли убить? Я поставлю, если угодно, вопрос по-другому: кому выгодно было освободить ее от угрызений совести, сомнений, быть может?.. Кто утверждал, что ему тоже угрожают? Теперь вы понимаете. Опять-таки господин де Шамбон.
— Он? Ради какой корысти?
— Господин Монтано. — Дре говорит вполне добродушно. — Не прикидывайтесь непонимающим. Он добился бы таким образом внимания, интереса, симпатии, даже привязанности со стороны персоны, которая не вечно носила бы траур. Господин де Шамбон ровно ничем не рисковал, так как автором угроз был именно он. Выигрывал же он все. Давайте начистоту. Неужели вы не догадывались, что он был влюблен в вашу сестру? Стоило ли отрицать? Однако я ограничиваюсь одним словом:
— Продолжайте.
— Продолжение следует с неумолимой логикой. Поскольку господин де Шамбон знал, что ему никто не угрожал, зачем ему понадобилось придумывать сегодняшнюю комедию?
— Какую комедию? Дре удобно усаживается в кресле напротив меня.
— Забавный вы человек, — ворчит он. — Вы что, забыли сцену? Господин де Шамбон звонил мне, пока взламывали дверь. Следовательно, в комнате их было двое. Он и тот, другой. Ему нечего было бояться. Другой был его сообщником. Обо всем они договорились заранее. Он с ликующим видом стучит о подлокотник кресла.
— Подумать только, я бы ни о чем не догадался, если бы эти кусочки бумаги были покрепче приклеены!
Слишком часто я был на волосок от смерти, чтобы теперь признаться во всем, как мелкий воришка, потерявший самообладание.
— То есть вы полагаете, что у бедняги Шамбона был сообщник? — говорю я.
Глаза Дре блестят. Не исключено, что он уже давно знает, в чем дело. Он наклоняется и фамильярно шлепает меня по мертвому колену.
— Сообщник был с самого начала. Между нами говоря, о Шамбоне не скажешь: ума палата. Вы представляете его в качестве организатора всей этой аферы? Нет. Никогда в жизни. Зато другой… Этот номер с псевдоубийством — ловко придумано. Раз уж мы теперь играем в кошки-мышки, не мешает это делать с блеском.
— Так вы считаете, — говорю я, — самоубийство Фромана на самом деле было убийством?
— Помилуйте, вы же сами знаете. Малый из Братской помощи услышал незнакомый тихий голос: «Я покончу с собой. Я живу в Ля Колиньер». Но ведь звонить мог кто угодно. Шамбон… Вы… Кстати, такая мысль промелькнула у меня в голове.
— Сознайтесь, — прерываю я его, — вы были бы в восторге, если бы это был я.
— Э-э-э! — тянет он озорно, глаза же по-прежнему выдают цепкое внимание. — Если у господина де Шамбона кишка тонка, то у вас, напротив… Кому бы пришло в голову требовать от вас алиби в вашем-то положении?.. Вы катаетесь взадвперед… Например, в упор стреляете в президента Фромана… Остальное — игрушки для того, кто когда-то снимался в кино. Всего лишь профессионально разыграть сценарий с участием господина де Шамбона. Я прерываю его, пытаюсь высмеять:
— Затем я устраиваю убийство бедняги Марселя. Ради какой корысти, скажите на милость?
— Ради обеспеченности.
Произнесенное слово как камень, брошенный в воду: воцаряется тишина. Вывернуться невозможно.
— Обеспеченности, — повторяет Дре. — Материальной обеспеченности, моральной гарантии. Смерть президента Фромана спасла от нужды вас и вашу сестру. Смерть господина де Шамбона исключает шантаж. Мне неизвестно, какие чувства питал он к вашей сестре. Все это предстоит выяснить позднее. Достаточно заметить, он мог принудить ее вступить с ним в брак, для вас же это было недопустимо… Господин Монтано, я не враг вам. Посмотрите мне прямо в глаза… как мужчина мужчине. Ваша сестра для вас — все на свете. Особенно с тех пор, как произошла катастрофа. Разве я не прав? То, что вы свели счеты с президентом Фроманом, понять можно. Он отнял у вас все. Его женитьба! Представляю, чего вам это стоило.