Последний удар
Шрифт:
— Не хочу беспокоить вас, мистер Крейг, но с Джоном что-то не так. В последнее время вы не обращали внимания на его... ну... рассеянность?
Бородач выглядел озадаченным.
— Не знаю, о чем ты, Мариус.
— Вчера я слишком возбудился. — Музыкант покраснел. — Я имею в виду эту историю с Расти...
— Да, но я не понимаю...
— Извинения — мое слабое место, но... Как бы то ни было, я только что извинился перед Расти и Джоном. Расти все поняла...
— А Джон нет? — Крейг с облегчением улыбнулся. — Когда молодой человек влюблен... Знаешь, мой мальчик, как Драйден [43]
43
Драйден, Джон (1631–1700) — английский поэт и драматург.
— Я не о том, мистер Крейг... По-моему, Джон вообще не помнит, что случилось вчера. Сначала я думал, что он меня дурачит. Но он действительно не помнит ни нашу драку, ни вмешательства сержанта Дивоу — ничего.
— Но как Джон мог об этом забыть меньше чем за сутки? — воскликнула Валентина.
Бородач ошеломленно посмотрел на доктора Дарка. Толстый врач казался задумчивым.
— Мне это кажется проявлением амнезии, Артур. Возможно, в результате удара по голове во время драки. Мне лучше взглянуть на мальчика.
— Можно я взгляну первым? — быстро возразил Эллери. — Если не возражаете?
Прежде чем кто-либо успел ответить, он вскочил и направился в гостиную.
Джон неподвижно сидел в кресле. Расти устроилась у его ног и тихо с ним разговаривала. Когда вошел Эллери, она с благодарностью посмотрела на него.
— Только представьте себе, Эллери, — заговорила она нарочито весело. — Джон ничего не помнит о вчерашнем происшествии в летнем домике. Он даже не помнит, что был там. Разве это не забавно?
— Не знаю, почему все из-за этого так суетятся, — с раздражением сказал Джон. — Допустим, я забыл. Разве это преступление?
— Последние дни мы все пребывали в напряжении, — отозвался Эллери, — а голова иногда проделывает странные трюки, Джон. Например, этот эпизод с черной лестницей вечером в четверг.
— С черной лестницей? — с тревогой переспросила Расти.
— Я не желаю это обсуждать! — Джон вскочил с кресла, едва не опрокинув его.
— Но, дорогой, ты ведь сам жаловался на головную боль...
— С похмелья!
— Послушай, Джон, — сказал Эллери. — Пока доктор Дарк гостит в доме...
— Говорю вам, со мной все в порядке! — Джон выбежал из гостиной и начал подниматься по лестнице.
Остальные тут же вышли из столовой. Казалось, Расти вот-вот заплачет. Крейг беспомощно похлопал ее по плечу.
— Не понимаю, — вздохнул он. — Сэм, я лучше поднимусь к нему один...
— Чепуха, Артур, — заявил доктор Дарк. — Я обследовал его снаружи и внутри, когда он еще был озорником в коротких штанишках. Мы поднимемся вместе.
— Не думаю, что в этом есть надобность, — тихо произнес Эллери.
Джон уже спускался по ступенькам. На его лице исчезли все следы беспокойства и раздражения. Он, улыбаясь, вошел в комнату.
— Должно быть, я здорово напугал вас всех. Расти, малышка, мне очень жаль. Конечно, теперь я все вспомнил. Вероятно, я выгляжу
Мариус не мог найти слов.
— Сейчас ты кое-что расскажешь мне, Джон Себастьян, — твердо заявила Расти. — Когда сержант Дивоу вошел в летний домик, каким образом он прекратил вашу драку?
Джон усмехнулся.
— Схватил нас обоих за шиворот и выволок в снег, как пару дерущихся котят. — Он потер затылок. — Все еще болит.
— Значит, ты помнишь! — Расти подбежала к нему. — О, дорогой, ты так меня напугал!..
Все одновременно заговорили.
Эллери выскользнул из комнаты, вошел в библиотеку, закрыл за собой дверь, сел к телефону и позвонил инспектору Ричарду Квину в Главное полицейское управление Нью-Йорка.
— Папа, это Эл. Окажи мне услугу.
— Погоди, — сказал инспектор. — Что у вас происходит?
Эллери рассказал ему, сдерживая нетерпение.
— Какое-то безумие, — промолвил его отец. — Я рад, что не участвую в этом. Или все-таки участвую?
— Я только хочу, чтобы ты раздобыл для меня кое-какую информацию. Расти Браун, невеста Джона Себастьяна, сделала эскизы рождественских подарков для всех присутствующих, и Джон раздал их утром в день Рождества. Каждый эскиз включал определенный знак зодиака...
— Знак чего?
— Зодиака.
— О!
— ...и все подарки были изготовлены в ювелирной мастерской Мойлана на Пятой авеню. Восемь зажимов для денег и четыре броши. Не мог бы ты расспросить о них у Мойлана?
— Полагаю, лично?
— Не обязательно. Пошли Вели, Хессе, Пигготта или еще кого-нибудь.
— Ты знаешь, сынок, что у тебя нет чувства юмора?
— Что-что?
— Не важно. Какие вопросы нужно задать? Или придумать их по ходу дела?
— Не знаю. Я играю вслепую, папа. Просто попроси Мойлана рассказать все об этой сделке. Особенно если в ней было что-то необычное. Понятно?
— Нет, — ответил инспектор, — но кто я такой, чтобы понимать причуды гения? Полагаю, расследование должно быть конфиденциальным? Без всяких утечек?
— Ты прав.
Инспектор вздохнул и положил трубку.
Лейтенант Луриа появился вскоре после полудня.
— Нет, — ответил он на их вопросы, — опознать убитого пока не удалось. Мы начинаем рассылать его фотографии за пределы штата. А что творится у вас? Я слышал, мистер Себастьян, что вы продолжаете получать вечерние подарки.
— Вы понимаете по-гречески, лейтенант? — спросил Джон.
— Вы имеете в виду «Timeo Danaos et dona ferentes» [44] ? — усмехнулся Луриа.
44
Бойся данайцев (греков), даже приносящих дары (лат.) (Вергилий. Энеида. I, 2, 49). Этой фразой жрец Лаокоон предупреждал троянцев, чтобы они не вносили в город оставленного греками деревянного коня, в котором, как оказалось, прятались греческие воины.