Последний вагон в рай
Шрифт:
— А теперь — пешком, вон по той дорожке, — бодро объяснила конопатая фермерша. — Минут через сорок будете на месте. За машиной я присмотрю. Загоним ее в хлев. Все равно пустой. Скотину Охрана Животных на зиму забрала.
— Через сорок минут?! Шма Израэль! — возопил Барух. — Девочка, мне надо быть там через четверть часа, не позже!!!
Девица на секунду задумалась, наморщив лобик и что-то считая про себя.
— Сейчас я вам выкачу велик, — все так же бодро возвестила она, закончив этот процесс. — С вас за все про все — тридцать два семьдесят. Прокат велика и присмотр
— Там же снег, девочка... — растерянно пробормотал Барух. — К-какой тут велосипед?!
По экрану в крышке аймановского кейса, все это время лежавшего на сиденье между ним и пейзанкой, прошла помеха. Он отчаянно зазуммерил.
— А ничего! — уверенно заявило белобрысое создание, выбираясь из глайдера. — У меня получается — и у вас выйдет, мистер!
Она, вдруг придумав нечто новое, засунула конопатую мордашку в боковое окошко салона.
— Послушайте, мистер, а вы не продадите мне тачку? За наличные...
— Ты знаешь, сколько стоит такая машина, девочка? И что ты с ней будешь делать в таком месте?
— У меня — кредит. На открытие кафе. А тачку я поменяю на трактор. С полным комплектом запасника...
Барух задумался на минуту. Кейс исходил сигналом.
— Это — прокатный глайдер. От мамаши Деспериди... Договаривайся с ней, девочка. И, пожалуйста, дуй скорее за своим великом!.. Я плачу вдвое!
Конопатое создание, оскорбившись, дунуло, однако, за великом, а Барух вперил взгляд в дисплей, по которому, вспыхивая и погасая, чтобы привлечь его внимание, ползло сообщение:
ПРИНЯТА КОМАНДА НА САМОУНИЧТОЖЕНИЕ. ДАЮ ОТСРОЧКУ. СПАСАЙСЯ.
ОСТАЛОСЬ 2 МИН. 42 СЕК...
ПРИНЯТА КОМАНДА НА САМОУНИЧТОЖЕНИЕ. ДАЮ ОТСРОЧКУ. СПАСАЙСЯ.
ОСТАЛОСЬ 2 МИН. 41 СЕК...
ПРИНЯТА КОМАНДА НА САМОУНИЧТОЖЕНИЕ. ДАЮ ОТСРОЧКУ. СПАСАЙСЯ.
ОСТАЛОСЬ 2 МИН. 40 СЕК...
Внутренности Баруха похолодели и устремились куда-то вниз живота. Он пулей вылетел из глайдера, растянулся на густо унавоженном снегу и, спотыкаясь, ринулся по направлению к вытаскивающей из хлипкого сарая велосипед пейзанке.
— Стой, девочка! — закричал он. — Не подходи к машине! Пожалуйста, не подходи!!!
Чуть не сшибив ее с ног, он впихнул в руки юной земледелице комок баксов, второпях вынутый из кармана. Выхватив у нее велосипед, попытался тут же оседлать его. Грохнулся еще раз, снова закинул свою тушу в седло и с криком: «Не подходи к машине, девочка!!! Не подходи!!!», зарулил сперва по снежной целине, а потом — по накатанной дорожке вниз, по крутому склону, ведущему к дороге на станцию. Пейзанка удивленно пялилась на баксы. Их было слишком много.
Барух не успел еще грохнуться второй раз, когда мир вокруг стал на мгновение нестерпимо белым, словно средь зимы ударил десяток молний сразу, а затем, удивленно ухнув, попытался вывернуться наизнанку. Перелетев через руль, Барух принял на себя взвившийся в воздух велосипед, с ходу вернул его в колею, с неожиданной грацией влетел в седло и снова энергично закрутил педалями. Выброшенный взрывом чуть ли не в стратосферу полупродукт теперь обильно сыпался с неба, заставляя предпринимателя
— Господи! — воскликнул он, обратив очи в небо. — Ну и снежок сегодня в этих местах!.. Ну и снежок выпал...
И, стараясь не оглядываться, вжав голову в плечи, добавил уже самому себе:
«Из-за тебя, Барух, погибла бедная девочка... Бедная девочка!.. Бог не простит тебе этого, Барух... Ты в дерьме! Ты снова в дерьме...»
Далеко за его спиной, среди развалин и без того разоренной фермы, зашевелился изменивший под действием нового вида атмосферных осадков свой цвет снег, и из-под снесенного ударной волной пластикатового щита на свет Божий выбралась бедная девочка Минни Арнольд.
— Мужик-то, выходит, диверсантом оказался, — задумчиво отряхиваясь и отплевываясь, умозаключила она. — Выходит, правда все, что рассказывают про эту породу...
Минни обвела взглядом руины своего аграрного предприятия и приободрилась.
— Черт возьми! — радостно вскричала она. — Кажется, мне все-таки обломилась страховка!!!
И стала подбирать рассыпанные вокруг баксы.
— Вы умудрились поставить следствие в нелепейшее положение, — сказал Федеральный Следователь, стараясь глядеть мимо глаз Морриса, наполненных обидой на несправедливость окружающего мира вообще, и на своего бездушного и черствого партнера в частности. — Я не дам за жизнь вашей Роззи и ломаного гроша! — жестко продолжал Кай. — Мало того, я не могу даже поднять вопрос о ее исчезновении — ни у меня, ни у вас нет ни малейших оснований полагать, что милейшая аспирантка или, как там ее, не послала попросту к чертовой матери домогательства пьяного в стельку ухажера и не убыла по своим текущим делам...
— Но вы-то знаете, что это не так, Следователь! — возопил Первый Аудитор.
— Даже этого я не могу вам гарантировать! — Кай сурово поджал губы. — Мало того — поднимать вопрос об исчезновении вашей очередной пассии означает уже вполне официально спустить на нее всех собак здешних спецслужб.
— Неужели в душе у вас нет ни капли жалости? — простонал Моррис, обводя полузакатившимся взором номер Кая. — А в холодильнике у вас — ни капли пива? Таковы вы все — люди Управления...
Кай молча достал на свет Божий пару объемистых банок «Хайникена» и через комнату бросил одну из них своему непутевому напарнику, распластавшемуся в кресле у книжных полок, заботливо уставленных — к вящему удобству дорогих гостей — томами финансовых отчетов Матернального Совета — чтивом, способным повергнуть в ступор даже видавших виды сутяг.
— Думаю, следующее, что придет вам в голову, — Кай с выражением обреченности на лице вскрыл жестяную емкость и наполнил янтарной влагой высокий стакан, — это попросить вашего покорного слугу привести в действие каналы Управления...
На секунду он осекся: тень испуга, скользнувшая по лицу Де Жиля, не осталась для него незамеченной.
— Угадали, — как-то нетвердо произнес Моррис, отхлебнул из своей банки и слегка поперхнулся. — Хотя я понимаю, что не могу просить вас сделать из себя посмешище для всех ваших коллег...