Последний воин Империи
Шрифт:
Инги облизнула губы и танцующим шагом подкралась к клетке. Сиргибр лежал, не шевелясь, словно дохлый; кажется, даже не дышал. Несколько мгновений Инги любовалась на него из-за прутьев, надеясь, что тот шевельнет хотя бы веком. Потом потихоньку просунула сквозь решетку руку. В тот же миг глаза сиргибра открылись, пасть распахнулась, и он бросился на Инги, словно внутри него распрямилась тетива.
В последний миг она успела отдернуть руку, прежде чем на ней сомкнулись острые зубы — каждый в палец длиной. На нее пахнуло горячим смрадом из пасти. Ящер, не сумев остановиться, налетел на решетку. Прутья
Инги заложила руки за спину и насмешливо улыбнулась сиргибру. Никто в замке не знал об этой увлекательной игре, а она придумала ее еще пару лет назад. Инги знала, что ящеру игра тоже нравится. У них было много общего: оба чужаки, обоих в замке побаивались — и не зря. Но почему же сиргибр так хочет ее съесть? Казалось, он родился с мечтой добраться до Инги и сожрать ее. Грезил об этом днем и ночью. Как рыцари в дурацких песнях грезят о своих дамах.
— Почему же ты хочешь меня съесть, Равахш? — спросила Инги вслух.
У нее давно вошло в привычку болтать с сиргибром. В отличие от прочих обитателей замка, он внимательно ее слушал, выжидая, когда она потеряет бдительность и приблизится к прутьям вплотную.
— Почему не Гили, не Аскеля, не сторожа, и не сеньора Робура, а меня? Почему я хуже всех? В чем я виновата?
Она видела по его хитрым неподвижным глазам: есть у него причина ее ненавидеть — именно ее. Если бы он мог говорить! Он бы рассказал ей, почему ее все так не любят. Ящер был умен — гораздо умнее парда, — и невероятно терпелив. Он будет ждать хоть месяцы, хоть годы, пока она совершит ошибку. Всё равно здесь, в зверинце, ему больше нечего делать.
Инги уставилась ящеру в глаза. Она знала, что сиргибра злит прямой взгляд. Наверно, он считает его вызовом, а ответить-то и не может — клетка мешает.
— Ты никогда меня не достанешь, — дразнила она его. — Состаришься и умрешь здесь, ха-ха! А когда ты будешь издыхать, я приду на тебя посмотреть и встану вот здесь — чтобы ты меня видел. И чтоб понимал, что всё зря: никуда тебе не деться из клетки!
Глава 4
ОПИСАНИЕ ЗЕМЕЛЬ
Ясным зимним днем Гили сидел за партой в классной комнате, в которую была переоборудована часть библиотеки, и отрешенно наблюдал, как за витражным окном ползут подсвеченные солнцем снеговые облака. Вдруг кто-то чувствительно ткнул его в бок. Гили развернулся и увидел прямо перед собой холодные крапчатые глаза.
— Привет! — ухмыляясь, сказала Инги.
На ней была мужская одежда.
— Эй, ты зачем пришла? Девочкам сюда нельзя!
— Кто тут тебе девочка?
Дейр и Оль, увлеченно о чем-то болтавшие за соседней партой, заинтересованно обернулись. Гили насупился и решительно сказал:
— Проваливай.
Инги даже не шевельнулась.
— Попробуй меня отсюда выгнать!
Гили попытался спихнуть ее со скамьи. С таким же успехом он мог бы толкать каменную статую. Инги расселась поудобнее, закинула ногу на ногу. Взглянув на ее ноги, Гили с возмущением узнал собственные сапоги.
В самом деле, ее можно было принять за мальчика. Длинные белые волосы она завязала в тугой хвост и спрятала его под стоячий воротник замшевого кафтанчика, оставив несколько растрепанных прядей по сторонам лица. Ничто не выдавало в ней девочку-подростка. Узкие губы, высокие скулы, неподвижный взгляд. Вид у нее был дерзкий.
Гили окинул ее кислым взглядом — кафтанчик он тоже узнал. Инги победоносно усмехнулась. Посмотрела на прочих мальчиков, которые все сидели, развернувшись в ее сторону.
— Только сболтните хоть слово! — пообещала она зловеще. — Ух, что с вами будет!
— Мы не доносчики, — с достоинством сказал Дейр, младший кузен Аскеля по материнской линии и внешне похожий на него как родной брат. — Сама выкручивайся. Вот сейчас придет профессор и выгонит тебя.
Инги пожала плечами.
— Этот старый сморчок ничего не заметит. Я видела его вчера в каминном зале. У него на носу очки с тележное колесо. И сам он выглядит так, словно вот-вот развалится на ходу!
— Зачем ты сюда пришла? — спросил долговязый Оль. — Профессор будет рассказывать об истории рода Асенаров. Можно подумать, тебе интересно!
Отношение Инги к учебе было в замке общеизвестно — это и снискало ей поначалу репутацию дурочки. Усилиями домашнего учителя она кое-как выучилась читать и писать, но никто не видел ее с книгой или цитрой в руках. А пела она даже хуже, чем шила.
— Книжное знание, — заявила она однажды учителю, — что сухие кости, вырытые из могилы. Пустая шелуха, лишенная сути. В болтовне нет ничего истинного.
Инги предпочитала изучать мир сама. За последние два года в окрестностях замка не осталось ни единого живого существа мельче парда — ползающего, летающего или бегающего, — которое бы не было поймано, расчленено и всесторонне изучено.
Заветной мечтой Инги было попасть на настоящую охоту. Она могла до бесконечности слушать охотничьи байки и рассматривать шкуры огромных хищников Хольда, украшающие стены главного зала. Некоторых девушек постарше отцы уже брали на охоту, если те изъявляли желание. Но Адальберта, прислушиваясь не столько к голосу разума, сколько к собственным предчувствиям, старалась держать воспитанницу в стороне от этой благородной забавы.
— Где Аскель? — спросила Инги, озираясь.
— Он завтра уезжает в Глориан, — сообщил Гили.
— Знаю. Мне сказали, он будет здесь.
— Наверно, пошел за профессором. Да вот они идут…
Приоткрылась массивная дверь, сквозняк зашелестел страницами тетрадей. Мальчики вскочили на ноги. В зал вошел Аскель. Под руку он почтительно поддерживал сутулого длиннобородого старца в больших очках и просторной темно-синей мантии.
Новый учитель был не кто иной, как сам Готар Глорианский — ученый историк, автор фундаментального труда об истоках магии «Божественное и человеческое», а также множества других книг, в том числе и знаменитой «Истории рода Асенаров». Знаменита она была тем, что при дотошной точности в фактах Готар словно нарочно не различал выдумку и правду и трактовал буквально все пророчества и чудеса, окружавшие род Асхенны с древних до новейших времен. В свете этих пророчеств значение Асенаров в мировой истории становилось совсем невероятным. Коллеги-историки считали, что на старости лет Готар чересчур увлекся поэтическими сказками южных стран.