Последний ворон
Шрифт:
Американец повернулся к обнюхивавшему его псу, потом стал снова всматриваться во двор. Глаза его быстро привыкали к темноте. Американец пристально вглядывался в темноту, сначала неуверенно, сомневаясь...
...Увидел. Хайд поднял АК-47 и выстрелил. Сильно отдало в пах. Американец согнулся, потом попятился назад. Силуэт исчез из виду. Хайд услышал, как тело, ударившись о дверь, рухнуло на ящики. Потом тишина.
Хайд видел, как пистолет упал на снег. Пес, почти не встревоженный, обнюхал его и скрылся в проходе. Стряхнув оцепенение, Хайд через дыру в стене проскользнул в узкий проулок. Следом послышались первые испуганные возгласы, яростные вопли, звуки панической суеты. Настороженная тишина в залитом жидкой грязью скользком проулке словно служила ответом на шум в доме. Он, должно быть, влез сапогами в сточную канаву, но холод приглушил вонь. Вызванное движением и стрельбой возбуждение подстегивало его, придавало уверенности.
– Здесь, пожалуй, подойдет, – сказал Диденко, замечая, что улыбка получилась натянутой и недоверчивой. – Вряд ли кому придет на ум заглянуть сюда. – Они находились в кремлевской квартире Ленина. Всего две комнаты в мрачном, довольно запущенном здании позади сводчатой галереи, соединяющей Кремлевский дворец с Оружейной палатой. Комната холодная, заброшенная, повсюду толстый слой пыли, тучами взлетающей при малейшем движении. Поблекшие ковры, потемневшие обои.
– Потакаешь своей склонности ко всему театральному, друг мой? – заметил Валенков. Диденко улыбался, глядя на стол, где лежала старая сложенная газета, рядом с ней старомодная ручка, рукопись. Он сдвинул ее, и узоры полированного дерева обозначили место, где лежала бумага. – Мы что, уже заговорщики? – шутливо добавил Валенков.
– Здесь, в этой комнате, он написал свою брошюру "Очередные задачи Советской власти"! – взвился Диденко Юрий Валенков, советский министр иностранных дел, улыбнувшись, пожал плечами, разглядывая пыльные ручки своего узкого кресла, торчащую, как нечесаные клочья седых волос, набивку.
– Так ты думаешь, что именно это у нас на руках – очередные задачи Советской власти? – спросил он.
Диденко провел руками но редеющим волосам и стал старательно протирать очки. Комната расплылась, выражения лица Валенкова не разглядеть, рукопись на столе – словно белое пятно.
– Как тебе сказать, Юрий!.. – Он надел очки. Валенков с любопытством, безмятежно поглядывал на него. – Я лишь... хотел поговорить с тобой. Да, я считаю, что у нас есть трудные задачи... или скоро будут. Теперь, когда... нет Ирины. Она была движущей силой многого из того, что мы пытаемся сделать!
– Мне кажется, он довольно хорошо держался на последнем заседании Политбюро... если учесть то, что произошло, его самочувствие... Что? Ты не согласен?
Диденко отрицательно покачал головой.
– Нет, не согласен... однако и согласен, в этом вся беда. Он хорошо справляется с горем. Взял себя в руки. Но, видишь ли, дело в том...
– Говори.
Диденко оглядел комнату и увидел себя в старом потемневшем зеркале – сутулая, довольно неуклюжая фигура, бегающие глаза. Массивная фигура Юрия, его солидность, напротив, внушали уверенность.
– Хорошо, как я уже сказал, Ирина была движущей силой, его движущей силой...
– Вряд ли это так. Он уже был секретарем на Украине до того, как они познакомились, не то что поженились! Не говоря уж о тебе. Ты был с ними... с ним... много лет. И тоже много сделал. – Валенков вздохнул, задев руками пыль на подлокотниках, закашлялся и широко улыбнулся, театрально воздев руки. Прокашлявшись, добавил: – Если ты беспокоишься о нем, то, думаю, преувеличиваешь. Уверен, он потянет.
– Нет, ты меня не понял!..
Валенков, слегка покраснев, прищурил глаза.
– Извини. Тогда просвети. – Правда, хорошее настроение тут же вернулось к нему. – И постарайся не давить на меня, Петр! Я ведь не принадлежал к "святой троице", а был лишь на подхвате.
– Извини, Юрий. Согласен с тобой на все сто процентов. Он действительно возглавлял партию на Украине. При Андропове. Тот его и продвигал. Черт возьми, он был восходящей звездой еще при Брежневе, когда мы с тобой не смели поднять головы, из кожи лезли, чтобы не отклониться от линии! – Он взмахивал руками, словно фокусник над цилиндром, где были спрятаны все нужные ему слова. – А он продвигался наверх, его выделяли Брежнев, Андропов, когда еще был во главе КГБ!
– Мало ли что было тогда! То, что это не относилось к нам, не делает нас лучше. Или делает нас праведниками – все мы жили в те скверные времена! – Он ухмыльнулся, глядя на Диденко, но тот в ответ лишь нахмурился. – Не дуйся, – по-отечески пожурил Юрий. – Ей-богу, не пойму, что тебе-то беспокоиться?
– Меня беспокоит кое-что из того, что он говорил, к кому он прислушивался на последнем заседании. Только и всего, но это кое-что значит.
– Ты имеешь в виду, что он был любезен со стариком Лидичевым, с маршалом и предложил вернуть в Политбюро Чеврикова? Если спросишь меня, скажу: это нужно, учитывая беспорядки. И это все?
Диденко пожал плечами. Словно банкир, отказывающий в займе, подумал он, разглядывая в зеркале свое искаженное изображение.
– Знаю, что мои сомнения не слишком убедительны.
– Ладно, а что он тебе говорил в последнее время? – Валенков достал из кармана пальто пачку сигарет и золотую зажигалку. В сухой холодной комнате едко запахло дымом. Поискав глазами пепельницу, Валенков заметил: – У Владимира Ильича грехов не было. – Стряхнул пепел на жалкие остатки узорчатого ковра. Заботливо посмотрел на Диденко. – Слитком беспокоишься, дружище. Хотя ты всегда был таким.
– Возможно. Но чтобы пустить в Политбюро Чеврикова, этого старого приятеля Лидичева! И долбаного реакционера, каких свет не видал! Ты же знаешь, что он делал в КГБ! Там, в стеклянной коробке, которую называют Центром, его сравнивают с Берией. Это не сулит, ничего хорошего!
– Послушай, ничего хорошего нельзя ожидать и от балтийских республик, и от Украины с Грузией, и еще, черт знает откуда! – Валенков яростно пыхнул сигаретой, дым поплыл между Диденко и его отражением. Особенно в мусульманских республиках. Ты хочешь, чтобы в такое время армией и КГБ руководили святые?
– Ты видел, какой была реакция на мои предложения о...
– То, что ты предлагал, равносильно предоставлению независимости Литве и Латвии, друг мой!
– Юрий, да мы выработали это вместе с ним и Ириной! И он дал Лидичеву загнать меня в угол. "Не время, товарищ", – только и сказал он! – Диденко яростно взлохматил волосы, они стали похожи на нимб святого. Он метался взад и вперед по комнате, держась вблизи стола, будто черпал в нем энергию. – Мы же договорились заранее. Да ты знаешь, тебя ввели в курс дела.