Последний ворон
Шрифт:
– Дорогой мой, что с вами? Вы выглядите так, словно увидели привидение!
– Она удрала, вот что! Смылась со своим хахалем! – кричал он, широко разинув рот, одним горлом, без помощи губ. Шея, как натянутый канат, на лбу крупные капли пота, глаза горят. Тело словно окоченело.
– Я... говорите, с дружком?..
– Да, да, да! Со своим хахалем! С этим долбаным диктором с телевидения... долбаным диктором местных новостей, черт бы его побрал!
Лескомб медленно опустил голову, упершись подбородком и грудь, словно уснул. По бледным щекам потянулись влажные полосы, увеличенные съехавшими на нос очками. Он дышал словно загнанная
– Понимаю вас, старина, – тихо произнес он. – У меня самого жена тоже ушла к другому... – Лескомб с мокрым лицом, с затуманенными слезами глазами недоверчиво взглянул на него. Снял очки, вытер рукавом щеки и глаза. Обезоруживающий взгляд Обри располагал к откровенности. Он покачивал головой с выражением грусти и разочарования умудренного жизнью человека. – Вот так. Много лет назад. Что с них взять, старина? Конечно, малый помоложе... – Будь у него когда-нибудь жена, цеплялся бы он за нее так же, как Лескомб? Неважно...
– Обидно же, правда? – шмыгнул носом Лескомб.
– Еще как, старина... чертовски обидно. И все же правду говорят, что время лечит. Но вы уверены, что она ушла?
– На счетах в банке пусто? – справившись с собой, спросил Лескомб. – Обри молча кивнул. – Тогда ушла. Думаю, если захотите, найдете ее на Альгарве! Надеюсь, мать их, там теперь льет, как из ведра!
– Ну ладно...
– Чтоб эту суку рак поразил! – вопил в слепой ярости Лескомб. И снова залился слезами.
Обри ждал, когда тот, напричитавшись, успокоится, вытрет лицо, высморкается. Словно почувствовав жалкое состояние Лескомба, дежурный отпер дверь и оставил на столе поднос. Аромат из коричневого чайника взбодрил Обри. Он разлил чай по чашкам.
– Сахару?
Дал Лескомбу выпить чай и только потом с деланной небрежностью произнес:
– Как вы думаете, не начать ли нам с краткого рассказа о вашей карьере... О, ничего про дела сегодняшние, старина, здесь для этого не время и не место. А такой неспешный разговор, кто знает, может вас немножко отвлечет? – Он вдруг с отчаянием вспомнил о положении, в каком оказались Хайд и его племянница, и ему стоило большого труда подавить подступившие к горлу слезы.
Прокашлявшись, продолжал:
– Как бы ни обернулись дела, все равно придется об этом поговорить. Думаю, лучше начать теперь, а?
Проникающая сквозь пальто подвальная сырость усугубляла другой, более ужасный холод, царивший внутри. Какое-то время на лице Лескомба не отражалось никаких чувств. Как червь яблоко, его грызло только что узнанное. Банковский счет пуст, она ушла то, чего он с ужасом ждал, сбылось – и оно было более реальным, чем его арест и предстоящий приговор.
Он, словно ванька-встанька, монотонно покачивался на стуле. На безучастном лице появилось напряженное выражение, будто у него заболел живот. Вот-вот наступит полное безволие и покорность, осталось упасть фасаду.
Наконец Лескомб передернул плечами.
– Хорошо. – Плечи безвольно опустились, словно из него вынули скелет. – Хорошо, начинайте. Теперь уже все это не имеет никакого значения, не так ли? – Губы дрожали: воинственностью и не пахло.
Подавляя растущее нетерпение, Обри сочувственно кивал. Он ощущал ход всех часов в этом старом доме. Часы на каминной доске, напольные часы в пыльном унылом холле с отваливающейся штукатуркой, часы в машине, его дорожный будильник в захваченном с собой чемодане. Все они шли стишком быстро, жадно глотая время.
Сделав над собой усилие, Обри как можно спокойнее сказал:
– Еще чаю? Хорошо... А теперь я включу этот маленький магнитофон, и мы начнем. – Обри поставил его на стол. Не ходили только часы, поставленные для антуража рядом со сломанным стулом. Все остальные спешили...
Только теперь он понял, что попытка затеряться в толпе была ошибкой. Казалось, среди приморских орд было безопаснее, но их беспорядочное суетливое движение в золотистой дымке вдоль залива Монтерей лишало его ориентировки, сбивало с толку больше, чем его преследователей. Рык морского льва под причалом, запах сырой и жареной рыбы. Ресторан, где угощали дарами моря, переполнен. Надо было оставаться в отеле. У него сохранилась лишь самая малость профессиональных навыков и чутья, не больше чем рудиментарный обезьяний хвост. Поэтому он и полез в мешанину толп – этого не следовало делать. Стимуляторы и пиво усиливали действие друг друга. Каждый раз, как женщина отводила от него взгляд, задумчиво ковыряя вилкой, он усиленно моргал, стараясь сосредоточиться. Ее волосы безжалостно обрезаны и обесцвечены, отчего лицо казалось более вытянутым и еще более жестким. Напряженное состояние Кэт опутывало его, словно паутиной, против воли заставляло думать о ее бедственном положении, обращать внимание на ее характер, как бы порой она не злила его, не выводила из себя.
– Ты когда-нибудь доешь? – небрежно-насмешливо бросил он.
Она зло поглядела на пего. В глазах непонятный всепоглощающий упрек.
– Я тебе не жена, Хайд!
Он взъерошил волосы.
– Знаешь, если наелась, давай вернемся в отель. Мне здесь до чертиков надоело.
По мере того как над заливом меркнул золотистый вечерний отблеск, по берегу дугой замерцали огни фонарей. В ресторане было шумно. Взрывы смеха выводили его из себя.
– В эту дыру? Зачем еще туда возвращаться?
– Чтобы скрываться. Именно этим мы занимаемся прячемся, пока не найдем более полезного занятия.
– Для чего ты здесь, Хайд? – Она отпила глоток вина. Я хочу сказать, почему ты не можешь выяснить, что происходит? Почему убили Джона? – Подавшись вперед, она тихо, обеспокоенно продолжала говорить: длинные бледные без маникюра и перстней пальцы мяли скатерть. – Они... они пытались меня убить. И сейчас пытаются. Ну сделай же что-нибудь – пожалуйста... – Она, еле сдерживая слезы, царапала ногтем скатерть. Ей, как и ему, было страшно.
– Я пытаюсь.
Она продолжала бесцельно ковырять вилкой. Ее манеры уязвляли и раздражали его. На гладкой поверхности воды из серо-золотых вечерних сумерек, принося успокоение, словно призраки, появлялись рыбацкие лодки с огнями на клотиках мачт.
– О'кей, – стараясь говорить как можно доброжелательнее, начал он, – знаю, ты рассчитывала, что я решу твою проблему – увезу тебя отсюда. Я не могу. Это не входит в наши планы. – Он предупреждающе поднял руки. – О'кей, дай мне объяснить. Если удастся взять Харрела за яйца, мы будем в безопасности... – Он перешел на шепот, наклонившись почти вплотную к ее лицу, катая по столу хлебные шарики. – А если Харрела вообще не будет – лучше не придумаешь. Чтобы прижать Харрела, все средства хороши. А еще лучше... – и помолчав, глядя ей в глаза, добавил: – ...если его прикончить. – Он облегченно откинулся на спинку стула, будто врач, сумевший сказать пациенту о серьезной болезни. – Вот о чем речь, дорогая... только и всего. – Он вздохнул, чувствуя, как взмокли спина, грудь, подмышки.