Последний выстрел. Встречи в Буране
Шрифт:
— Извините, Виктор Тимофеевич, я плохо разбираюсь в ваших делах. Но если хотите знать, вот что странно и удивительно: почему же вы, секретарь партийной организации, не попытались убедить председателя силой партийного влияния? Неужели коммунист Воронов не подчинился бы воле своей организации.
— Рассуждая логически, вы правы. Но если взглянуть на это по-человечески, мы с Иваном Петровичем уж столько переломали копей, что их обломками можно было бы огородить весь Буран... Но о больнице, откровенно скажу, у нас речи не было. До меня только
— Жестокой же ценой вы меняете свое отношение к больнице.
— Да, цена жестокая, — признался Синецкий. — Мы вообще жестоко расплачиваемся за все наши большие и малые ошибки...
16
Если бы тихая речушка Буранка забурлила, разбушевалась да смыла бы в один миг все опрятные сельские домики, если бы Фиалковская вскочила с постели, пустилась бы в пляс и переплясала всех заядлых бурановских танцорок, — Михаил Петрович, кажется, не так удивился бы, как был удивлен неожиданным приездом операционной сестры Веры Матвеевны Косаревой. Она вошла в больницу — высокая, тонкая, с плащом, переброшенным через руку, с маленьким кожаным чемоданчиком. Вошла и сразу ахнула:
— Батюшки! Михаил Петрович, да на кого ж вы похожи? Да что же с вами тут сделали? Узнать невозможно, совсем похудели, кожа да кости! Уезжали, было шестьдесят восемь килограммов, теперь же и пятидесяти не наберется... Ну-ка, становитесь на весы.
Михаил Петрович рассмеялся. Это было так похоже на его операционную сестру! Еще не веря глазам своим, он смотрел на нее, изумленно спрашивая:
— Вера Матвеевна, вы? Да как же?
Вера Матвеевна поставила чемоданчик, поискала глазами, куда бы пристроить плащ. К ней подбежала Рита.
— Разрешите ваш плащ...
Вера Матвеевна подозрительно оглядела девушку, перевела взор на доктора, будто хотела отгадать, не эта ли куколка явилась причиной задержки доктора в Буране. «Да нет, больно молода для него», — успокоила она себя и передала Рите плащ.
— Садитесь, Вера Матвеевна, и рассказывайте, как вы здесь очутились? — допытывался крайне удивленный Михаил Петрович.
— Как, как... Села на самолет, пересела на другой и чуть ли не до самой деревни долетела. Попутчик хороший попался. Машину за ним к самолету прислали. Он меня прямо до больницы и довез, а сам дальше поехал. Вот и вся сказка.
— Но что вас толкнуло на столь странное путешествие?
Вера Матвеевна покосилась на Риту — разговор, дескать, не для посторонних. Михаил Петрович понял это и пригласил гостью в кабинет врача.
— Рассказывайте, — попросил он.
— Рассказ короткий. Вышла я после отпуска на работу. Вызвал меня Антон Поликарпович, показал ваши телеграммы. Ничего, говорит, не понимаю, зачем он там на целые две недели решил задержаться... Потом эта ваша дикторша звонила, с вами, говорит, по телефону разговаривала.
«Все-таки Тамара позвонила Антону... Эх, напрасно
Вера Матвеевна продолжала:
— Антон Поликарпович и говорит: «Берите командировку и поезжайте в Буран, разберитесь, что там произошло, и везите его скорей...» Вот я и приехала увезти вас. Теперь вы рассказывайте, что у вас?
— Несчастный случай. Пришлось оперировать. Вот халат. Идемте в палату, — пригласил Михаил Петрович. В палате он представил Веру Матвеевну Фиалковской. — Еще один медик пожаловал, беспокоясь о вашем здоровье.
Лидия Николаевна посмотрела на пожилую женщину и растерялась, не зная, что делать, что думать — ведь операционная сестра проделала вон какой путь. Зачем? Что это значит?
Вера Матвеевна не была бы Верой Матвеевной, если бы не сделала никаких замечаний. Наметанным глазом она окинула палату, покосилась на тумбочку и подоконник, где образовался «продовольственный склад», и хмуро спросила:
— Сёстры-то в больнице есть или нет? А нянечки? Что делают нянечки?
Как на грех, в палату заглянула Рита. — Ну-ка, мордастенькая, подойди сюда, — позвала ее Вера Матвеевна. — Ты скажи мне, кем здесь работаешь?
— Санитаркой, — робко ответила девушка, ошарашенная и тоном гостьи, и тем, что та назвала ее «мордастенькой».
— Какая же ты санитарка, — возмутилась Вера Матвеевна. — Ты хоть знаешь, что такое санитарка в больнице? Ты посмотри, что на тумбочке творится, на подоконнике. Да как же так можно!
Михаил Петрович улыбнулся, тронул Веру Матвеевну за локоть.
— Идемте, я определю вас на ночлег.
— Нет уж, Михаил Петрович, вы идите, а я с Лидией Николаевной посижу. И не смейте до завтра показываться в больнице. Я тут сделаю, что надо. История болезни есть? Вот и хорошо. Идите, идите, отдыхайте.
Михаил Петрович издавна знал, что возражать операционной сестре бесполезно, и ушел, уверенный в том, что Вера Матвеевна от строчки до строчки изучит историю болезни и присмотрит за больной получше вот таких кандидатов наук. Только жалко ему было бедную Риту, которой нынче спуску не будет... Но науку девушка получит на всю жизнь, и если сама станет врачом, ей часто будет вспоминаться приезд в Буран операционной сестры Веры Матвеевны Косаревой.
Так оно и было.
Фиалковская попыталась было доказать, что это она разрешила оставлять гостинцы на тумбочке и на подоконнике.
— Вы, Лидия Николаевна, сейчас не врач, вы больная. Для вашей же пользы порядок навести в палате надо, — отвечала ей Вера Матвеевна и, сурово глянув на перепуганную Риту, учила: — Нельзя идти на поводу у больных. Врач лежит больной или министр — для тебя все равно, ты в этих рангах не должна разбираться. Для тебя главное — какой больной: тяжелый или нетяжелый. Если тяжелый — он и есть самый главный. Ишь, развели тут, — она передавала Рите банки, свертки и командовала: — Все это в холодильник.