Последний взгляд Марены
Шрифт:
Но странное дело: вместо того чтобы насторожиться и оробеть при виде незнакомца, Младина ощутила облегчение. Казалось, она все-таки его знает: может, видела так давно, что забыла, но это свой человек, которому можно доверять. А может… Вдруг осенило: а вдруг это кто-то из ее дедов или прадедов, кого она не застала на свете? Гостимил, дед ее отца. Или прадед – Суровец. А может, и сам Залом Старый.
– Не гадай, как мое имя, внучка. – Старик будто подслушал ее мысли. – Я-то тебя хорошо знаю, а вот ты меня в первый раз ныне видишь. Куда тебе надо, я короткой дорогой проведу. Поспешить придется, нет у тебя времени впотьмах блуждать.
Младина промолчала. Старик шел довольно быстро,
Впереди затлел огонек, реющий в воздухе; она хотела спросить, что это, но не решилась. Старик вел ее прямо туда.
– Видишь, огонь? – Остановившись, он показал палкой. – Ступай к нему, а оттуда тебя дальше проводят.
Младина сделала два шага вперед, потом оглянулась, желая поблагодарить – но старика уже не было рядом. А может, тьма укрыла от глаз.
Но огонек был виден ясно, и Младина пошла к нему, осторожно переставляя ноги, чтобы не споткнуться. Огонек все рос, разложился на два огонька на высоте примерно в человеческий рост или чуть выше. А когда до них оставалось несколько шагов, Младина вздрогнула и застыла: огоньки горели в глазах конского черепа, поднятого, наверное, на невидимом колу, но во тьме казалось, что он висит в воздухе сам собой. Таким черепом иногда представляют на зимних и весенних велик-днях саму Марену, и такой ее воображает людской страх – лошадиный голый череп во тьме с горящими тусклым огнем пустыми глазницами.
– Здравствуй, дочка! – произнес голос рядом. – Довел дедушка?
Обернувшись, Младина увидела женщину средних лет, стоявшую возле черепа. И изумленно раскрыла глаза. Подобных женщин она не видела никогда в жизни, но думала, что примерно так должна выглядеть княгиня: высокая, статная, красивая. Ее белая свита была обшита полосками блестящего шелка, на груди блестели два ожерелья из ярких стеклянных бусин, высокую кичку украшали три пары серебряных заушниц. Она казалась величественной, но приветливой.
– Вот ты какая! – Подойдя ближе, женщина вгляделась в ее лицо, прикоснулась к плечу, но Младина от робости и неожиданности попятилась. – Ах, как ты хороша! – в искреннем восхищении воскликнула женщина, и голос ее звенел глубоким волнением. – Ягодка ты моя сладкая, березонька моя белая! Сколько же я тебя не видела! Сердце мое по тебе изболелось… я хоть и знала, что так надо, что иначе погубит она тебя, а все же… как больно родную кровь от себя отрывать… Она обещала, что мы свидимся еще, обещала, что будет тебя оберегать и худого не допустит, а все же сколько я ночей не спала… и сейчас еще не сплю порой, все думаю, где ты, как ты, хорошо ли тебе…
Она сделала шаг следом, протянула руки, желая обнять. Младина, вытаращив глаза от изумления, попятилась снова. Сердце гулко билось. Женщина была так красива, так явно обрадовалась встрече, говорила о какой-то близости, и что-то в сердце Младины так живо откликалось ей, толкало навстречу. Хотелось подойти, обнять ее, прильнуть к плечу. Но это чувство испугало ее своей неожиданностью и силой. Ведь кто ей эта женщина? Блазень полуночный! Заманит притворной лаской и погубит…
Женщина замерла, потом опустила руки и отступила, опомнившись.
– Ты же не знаешь… – прошептала она, так что Младина едва разобрала. – Ты же ничего не знаешь… время еще не пришло… Идем со мной, – заторопилась она вдруг. – Не бойся ничего. Я тебе зла не сделаю. Провожу, сберегу… Путь еще неблизкий.
Они снова пустились в путь, на этот раз через поле или луг. Младина разок оглянулась, но огонек в черепе уже пропал позади. Она не видела ничего вокруг, и оттого казалось, что они унеслись в какие-то неведомые дали. Тайком она оглядывалась на свою новую провожатую: женщина шла так легко, будто скользила по воздуху, ее светлое широкое одеяние колыхалось, рукава походили на крылья, и порой Младине казалось, что рядом с ней летит огромная белая лебедь.
– Ты хотела знать, почему тебя назвали Младиной? – вдруг спросила женщина.
– Да, – в изумлении отозвалась девушка. Она и правда задавала это вопрос отцу, и хотя он дал вполне убедительный ответ, у нее осталось чувство, словно он чего-то недоговаривает. – Никто в нашем роду этого имени не носил, а меня нарекли почему-то…
– Ты знаешь, кто такие вещие вилы?
– Это Рожаницы – небесные пряхи. – Еще бы она не знала таких вещей, дожив до возраста невесты! – Их три – Дева, Мать и Старуха. Когда младенец родится, они к роженице приходят и ребенку путь из бездны в белый свет отворяют. Для них ставят три лучины горящих и три чаши с молоком. Старуха нить жизни прядет, Мать на веретено мотает и на свадьбе к суженой привязывает, а Дева серебряными ножницами нить обрезает, когда придет человеку пора помирать.
– Все верно. Теперь слушай то, чего не знаешь. Жил-был удалой молодец, и звали его Зимобор, Велеборов сын. Полюбился он самой Деве, младшей из вещих вил. Явилась она ему в облике Младины, души молодильник-травы [3] , и обещала во всем помогать, но запретила любить земных дев. А он полюбил девушку и жениться хотел, да боялся, что погубит их Младина, вещая вила, как многих уже погубила. И вот однажды повстречал он в лесу глухом человека, да не простого, а волхва, ведуна и оборотня. Звали его Лютомер, и был он сыном самого Велеса. И отдал Зимобор ему венок Младины, а Лютомер тот венок разорвал и мужем стал вещей виле. Был бы простой человек – в тот же миг умер бы, отдав Деве всю свою силу до дна. Только сын Велеса, своего родителя на помощь призвав, справился с Девой. И в тот же миг исчезла прежняя Дева, сделавшись Матерью; Мать стала Старухой, а Старуха ушла во тьму и вновь народилась у бывшей Девы, сама сделавшись Девой. По-прежнему является новая Дева в облике души молодильника и под именем Младины. В ее честь ты и получила твое имя.
3
Молодильник – одно из народных названий ландыша. (Прим. авт.)
– Но почему? – вырвалось у Младины.
– А потому… Ну вот, мы и пришли! – воскликнула женщина.
Очарованная и изумленная Младина опомнилась – перед ними высился деревянный идол выше человеческого роста, и глаза его горели тем же сизым огнем, что и у лошадиного черепа.
– А вот кто тебя дальше проводит, – сказала женщина-лебедь.
Возле идола шевельнулось нечто настолько огромное, что Младина в ужасе отшатнулась.
– Не бойся! – Женщина засмеялась. – Он не обидит. Поможет до места быстрее добраться.