ПОСЛЕДНЯЯ БАШНЯ ТРОИ (журнальный вариант)
Шрифт:
Во всех странах "золотого миллиарда" - в Европе, в США, в Канаде, в Австралии, в Японии и Корее - была принята согласованная многоступенчатая система страховой медицины. Высший приоритет получили коренные жители. А для иммигрантов - арабов, албанцев, выходцев из Африки и Юго-Восточной Азии - доступность клонинговых технологий зависела от срока натурализации их самих или их родителей. Исключение делалось для специалистов, занятых в научных программах. Практичный Запад не опускался до вульгарного расизма и ценил таланты независимо от происхождения. В самом невыгодном
Свершалось неизбежное. Неравенство в научном развитии между малочисленными западными нациями и многомиллиардными народами нищего Юга превращалось в неравенство главное - неравенство в самом праве на жизнь.
Критическая масса оказалась превзойдена. Если Россия двадцатых годов, скованная железной лапой ПНВ, существовала сравнительно спокойно, то все, что творилось тогда во внешнем мире, было одним нарастающим взрывом ненависти. Смертоносными осколками его гремели взрывы на улицах европейских и американских городов.
А в двадцать седьмом году на границе США и Канады была запущена первая промышленная УТС-электростанция.
(Я помню, как позже, в тридцатых, мы изучали в школе ее устройство, и дед Виталий, помогавший мне готовить урок по физике, объяснял:
– Вот видишь, весь секрет камеры этой - в сверхпроводящей обмотке. Мы такие сверхпроводники еще в девятьсот восьмидесятом получили, как раз перед тем, как нашу лабораторию разогнали. Да, точно, в восьмидесятом: тогда Высоцкий умер, а в Москве олимпийские игры шли. А два американца за такую же штуку Нобелевскую премию отхватили в две тыщи пятнадцатом. Вот и считай, насколько мы их опережали.
– Деда, - не понял я, - за что разогнали-то вас?
– Кому-то, значит, мешали.
– Да чем?!
– Вот этим самым и мешали, - серьезно ответил дед.
– Тем, что работали.
И, видя мое недоумение, усмехнулся:
– Эх, Виталька! Да если б нам только работать давали, ты бы сейчас в Советском Союзе жил, при самом шикарном социализме. А я… - он задумался, приоткрыл проваленный рот и облизнул маленьким язычком голые десны, - а у меня бы сейчас были зубы… вот такие!
– и он пальцами показал, какие именно: сантиметров пять.
Я хохотал, а дед все качал лысой головой, и морщился, и усмехался:
– Ого! Да если б нам только работать давали!…)
УТС-электростанции, в отличие от прежних атомных, были безопасны - никаких радиоактивных отходов. Их дешевая электроэнергия могла использоваться не только для снабжения городов и промышленности, но и для электролиза воды с выработкой громадных количеств водорода. А он уже был способен заменить бензин, керосин, солярку в автомобильных и авиационных двигателях. Сами двигатели при этом почти не требовали переделки, их работа на водороде становилась экологически безвредной: единственным выхлопным газом являлся чистый водяной пар.
Уже тогда, в середине двадцатых годов, было ясно, что при переходе на УТС-энергетику и водородное топливо мировая потребность в нефти упадет раз в десять, нефть останется нужна только как сырье для химической промышленности. Но этот великий переход требовал соответственных своему масштабу грандиозных инвестиций, он требовал согласованных действий всех развитых государств. А экономика Запада не была полностью свободна в своих маневрах, пока на нее тяжким грузом давили триллионы нефтедолларов, накопленных в предыдущую эпоху. Вовлечение их хозяев - шейхов, султанов, диктаторов, аятолл, зачастую скрытно финансировавших мировой терроризм, - в программы перестройки технических основ цивилизации грозило непредсказуемыми последствиями.
И страны "золотого миллиарда" провели единую финансовую реформу, включавшую в себя отмену банковской тайны и отсекавшую от новых глобальных проектов почти все исламские нефтяные капиталы. То был сокрушительный удар по элите развивающихся стран.
А клонинговые технологии продолжали совершенствоваться. И на горизонте науки просматривались контуры будущей генной медицины, в перспективе куда более дешевой, чем клонинговая, и сулившей несравненно большее продление жизни. Делиться бессмертием с "третьим миром" и в итоге раствориться, как щепотка соли, в его людском океане, Запад не желал. Были приняты законы, воспрещавшие передачу новых медицинских технологий в страны, где не осуществляется эффективный контроль над рождаемостью. Это било по интересам уже не только мусульманских наций, но и Индии, и Китая.
"Всемирная интифада" сменилась еще более яростным "всемирным джихадом" - террористической войной всего многомиллиардного афро-азиатского мира против окруженной им горстки развитых стран. Ежедневно гремели взрывы на улицах западных городов, разваливались в воздухе авиалайнеры, задыхались от ядовитого газа пассажиры на станциях метро. Самолеты с белыми звездами и трехцветными кругами на крыльях яростно бомбили в ответ горы и джунгли, пустыню и какие-то глиняные хибарки. А мы с дедом по вечерам наблюдали все это в "Последних известиях".
В тогдашнюю Россию террор почти не проникал, и за это полагалось воздавать хвалу мудрому ПНВ. Но больше благодарить власть нам было не за что. Мы жили в бедности, в нищете. Я, мальчишка, постоянно чувствовал себя голодным. К концу двадцатых годов цены на российский экспорт - нефть, газ, лес, металлы - скатились вниз, а спасительный бум редкоземельных элементов еще не начался. Безработицы не было, ее и не могло быть в стране, где старики составляли свыше половины населения и каждая пара рабочих рук числилась на счету. Но зарплаты, не говоря уже о пенсиях, были ничтожны, а цены в магазинах росли и росли.
В специальных торговых пунктах для пенсионеров сравнительно недорого продавали крупу, макароны, кое-какие концентраты, плесневеющую картошку. Туда надо было выстаивать огромные очереди, порой с утра до вечера. И в таких случаях я сам стоял вместо деда, пропуская занятия в школе. Старики и старухи в очереди ворчали. Они боялись при незнакомых людях бранить Глебовицкого, но вспоминали, как хорошо жилось при Ельцине и при Путине, когда повсюду, на рынках и в ларьках, обильно и дешево торговали "черные".