ПОСЛЕДНЯЯ БАШНЯ ТРОИ (журнальный вариант)
Шрифт:
– Мы-то не врем!
– засмеялся господин Чуборь.
– В отличие от тебя. Мы все делаем о-очень серьезно. Так что ты у них узнал?
– Не понимаю, чего вы от меня хотите…
– Я хочу знать, каким способом эти ублюдки грохнули наших ребят?! И на что они после этого надеются?!
– Они твердят то же, что и вы: несчастный случай.
– Несчастный случай будет с тобой, - посулил господин Чуборь.
– Замечательная дорожная катастрофа. Образцовая.
– И бросил дутику: - Пришпиль пока этого урода, я хочу посоветоваться!
Дверца моей машины по-прежнему была распахнута. Дутик положил свой ломик на дорогу
Все свершалось с невероятной скоростью, точно видеокадры мелькали при перемотке, но я вполне отчетливо осознал, что сейчас погибну. Погибну, как те жертвы аварий, катастроф, пожаров, известия о которых вызывали у меня сожаление, но всегда казались чем-то далеким, не имеющим отношения к моей собственной бессмертной жизни…
То, что произошло в следующую секунду, я даже не могу отнести на счет своей сообразительности. Инстинкт самосохранения, который дед Виталий называл сильнейшим из всех природных, сработал почти рефлекторно. Я только успел заметить, что цепь наручников спасительно длинна, сантиметров двадцать, и в тот же миг повалился на спину мимо руля, натягивая цепь и прикрывая за собой дверцу. Изогнулся, свободной левой рукой выдернул из бардачка "наган", сразу сел, опять отбросив дверцу нараспашку, и запястьем прикованной правой руки взвел высокий курок. Он щелкнул именно так, как я хотел, - громко и звонко. Щелкнул в полной тишине, потому что дутик и господин Чуборь при виде оружия окаменели.
Я так страстно желал, чтобы мой револьвер оказался настоящим, что сам почти готов был поверить в такое чудо. И вид у меня был настолько решительный, что мои противники, похоже, не усомнились: этот странный ооновец действительно имеет право разъезжать по Петроградской области с боевым оружием. А я - по их испугу - с облегчением понял, что у них самих ничего огнестрельного при себе нет. (Слава законам бессмертного общества, которые грозят лютыми карами даже за случайно завалявшийся патрон!)
– Три шага назад!
– скомандовал я дутику.
– Руки за голову!
– Это из меня выходили просмотренные в детстве боевики.
– А ты, - обратился я к Чуборю, - выключи свою гавкалку! Соединиться успел?
Он в ужасе замотал головой, поспешно убрал "карманник" и тоже сцепил руки на затылке.
Долго оставаться в моем положении - сидя в раскрытой машине, боком к рулю и ногами на дороге, с прикованной правой рукой и оружием в левой, - конечно, было нельзя. Я должен был изменить ситуацию как можно скорее, пока у противников не миновал шок. Вот теперь в дело включился и мой разум.
– Это наган, - предупредил я.
– Спуск со взведенным курком очень легкий, палец чуть дрогнет - и все! (Дутик и господин Чуборь, стоя передо мной навытяжку с руками на затылке, точно в исходной позе для гимнастических занятий, внимательно слушали.) А пуля из мягкого свинца, - продолжал я, - и тупая, как бочонок. Она не пробивает человека, а разрывает, любое попадание смертельно. Так что, господа, не делайте резких движений! (Опять цитата из боевика.)
Ответом мне было напряженное молчание.
Подумав секунду, я скомандовал господину Чуборю:
– Возьми у этого орангутанга ключ от наручников и подойди ко мне. Медленно!… И держись все время на одной линии с моим стволом и его тушей, чтобы я при малейшем сомнении мог одним выстрелом вывалить кишки из вас обоих!… Так. Так. Отомкни браслет у меня на руке. Теперь на дверце. Возьми наручники и отходи.
Освобожденный, я встал у своей машины и перебросил "наган" в правую руку:
– Так!… Бедняжка, у тебя, наверное, затекли лапы? (Дутик растерянно моргал.) Не спеша, только не спеша, опусти их и отведи локти за спину. А ты, - приказал я господину Чуборю, - застегни ему наручники повыше локтей! Не притворяйся, что не налезают, я немного разбираюсь в полицейской технике: браслеты чудно раздвигаются, а потом сами автоматически затягиваются… Вот, молодец! А еще пары наручников у вас в хозяйстве не найдется? Ну так сцепи ему еще и ножки. Для симметрии!
Господин Чуборь, двигаясь как в замедленной съемке, послушно все исполнил и опять сложил руки на затылке.
Если мне цепи наручников этой системы казались длинными, то дутику они явно были коротки. Он страдальчески согнул свою тушу из-за соединенных за спиною рук и не очень устойчиво удерживался на скованных толстенных ногах.
Дорога по-прежнему была пустынной. Ветер стих. Сумерки еще не начались, однако уже потемнело оттого, что небо заволокли серые тучи. Стал падать снег - редкими, мягкими хлопьями. После ударов дутика у меня болели ребра и звенело в ушах, но окружающий мир выглядел таким обыденным, спокойным, что все разыгравшееся здесь минуту назад казалось нереальным. Не хотелось верить в ненависть, вражду, угрозы. Непонятно было, что делать дальше.
Медленно и осторожно, придерживая большим пальцем, словно опасаясь случайного выстрела, я спустил курок "нагана". Господин Чуборь внимательно следил за моей рукой. Наши взгляды встретились. Мне показалось, что на его лице промелькнула презрительная ухмылка. Он явно истолковал мои действия как нерешительность, как неспособность убить.
И тут я взорвался! Боль от побоев, пережитый страх, отчаянье от собственной беспомощности слились в такой приступ ярости, какого я сам от себя не ожидал. Я схватил "наган" за ствол и со всего размаха ударил рукояткой. Мне хотелось расквасить господину Чуборю физиономию, но в последний миг я все-таки не смог метить человеку в лицо, изменил направление, и мой удар обрушился ему пониже плеча. Что-то хрустнуло. А я, вконец ошалев, продолжал бить, бить, бить. Дед Виталий был не совсем прав, когда говорил, что у игрушечного "нагана" мягкая сталь. Нестреляющее оружие оказалось прекрасной палицей, ствол ничуть не согнулся!
Господин Чуборь даже не пытался уклониться. Он покорно подставлялся побоям, держа руки на затылке, лишь вздрагивал при каждом ударе и побледнел. Я, кажется, сломал ему ключицу. Только тогда, когда я, запыхавшись, остановился, он тихо сказал с упреком:
– Вы меня убьете.
– Надо бы, - проворчал я.
Он кивнул, словно соглашаясь, и его вырвало на снег отвратительной, едко пахнущей зеленью. Я едва успел отскочить на шаг. Так они и стояли передо мной: склонившийся, скованный тесными цепями дутик и согнутый господин Чуборь, сотрясаемый рвотными спазмами.