Последняя башня Трои
Шрифт:
А шейхам казалось вдобавок, что они разлагают противника изнутри, ведь мусульманские общины стремительно разрастались и в странах Запада. Конечно, многие иммигранты хотели только одного: спокойно трудиться и стать полноправными гражданами развитых государств. Но свои собственные шейхи находились везде, повсюду накапливались массы их молодых приверженцев, бурлящие темным неистовством. Это они поддерживали единоверцев-террористов по всему свету. Они презрительно смеялись над низкой рождаемостью западных наций и нетерпеливо подсчитывали, когда те превратятся в меньшинства на своей собственной земле. Они повторяли знаменитую шутку албанцев времен югославских войн: "Победим сербов детородным органом!", называя вместо сербов народы, приютившие их самих. Они вывешивали на лондонских улицах транспаранты "Ислам – будущее Британии!". Они бахвалились, что скоро сбросят с парижского собора Нотр-Дам скульптуры и превратят его в мечеть.
Их не насторожил даже пример нашей России, где ПНВ наглядно показало, какие возможности сортировки населения и выборочных репрессий дают сегодня компьютеры в руки властей, решивших пренебречь юридическими процедурами. Теми самыми процедурами, над которыми так потешались шейхи, не понимая, что только эти односторонне соблюдаемые Западом условности и спасают их до поры, до времени от гибели.
Тот, кто следил за развитием науки, понимал: терпимость, уступчивость и даже трусоватость Запада имеют предел. Умиротворению агрессора за счет малых народов – сербов, израильтян, македонцев – придет конец, решающее столкновение с Югом неизбежно. И произойдет оно тогда, когда научно-технический прогресс не только освободит Запад от нефтяной зависимости, но и откроет, наконец, пути к продлению человеческой жизни.
Легко было предвидеть, что Запад, островок в мире XXI века, не станет совершать самоубийство и делиться бессмертием с грозящим его затопить океаном южных народов.
Легко было предвидеть, какой ответный взрыв массовой ненависти грянет на планете.
И нетрудно было предугадать, что индивидуалистский, рациональный Запад в борьбе за самосохранение пойдет на любую жестокость, вплоть до полного уничтожения мистического, коллективистского Юга.
– Ты говоришь, они не виноваты, – рассуждал дед. – Шейхи виноваты безусловно. А что касается одурманенных ими народов, так, пожалуй, действительно не вина, а беда, трагедия этих людей в том, что они ОПОЗДАЛИ. Они отстали от прогресса, втянулись в демографический переход только тогда, когда все условия им создало опередившее западное общество, и сознание их заблудилось в потемках религиозного фанатизма. Как раз в тот момент, когда наука уже вышла на рубежи человеческого бессмертия и фактор времени стал решающим.
Европа в двадцатом веке имела половину столетия на то, чтобы перебеситься в мировых войнах и революциях и завершить свой демографический переход. У многомиллиардного мирового Юга в двадцать первом веке не было такого запаса времени, а у Земли не было достаточных ресурсов, чтобы выдержать демографический переход южных народов. С беспощадной ясностью обрисовывались только два возможных варианта: либо этот переход вызовет такие катастрофы, которые приведут к гибели цивилизации и самой жизни на Земле, либо… либо ему не дадут осуществиться.
Первые призывы насильственно ограничить рождаемость отсталых народов открыто зазвучали в девяностые годы двадцатого века. Заговорили об этом не одни только националисты и расисты, но и люди с безупречной репутацией гуманистов и либералов, такие как польский философ Лем. А сама подготовка Контрацептивной войны берет начало еще несколькими десятилетиями раньше. Эта война готовилась почти так же долго, как переворот в энергетике, только проследить за ее ростками было гораздо трудней, все скрывали покровы секретности. Но кое-что пробивалось и на поверхность.
Так, с самого начала было ясно, что в глобальном столкновении с Югом Запад не сумеет победить ни обычным оружием, ни с помощью отдельных атомных ударов, ни путем всеобщей ядерной войны. Первые два способа заведомо не могли остановить демографическую лавину, а третий был попросту немыслим. Для уничтожения людских масс Юга (без чего невозможна победа) потребовалось бы множество ядерных зарядов большой мощности. Все гибельные последствия такой войны давно были известны – радиоактивное заражение планеты, ядерная зима. Даже если бы Запад сумел избежать ответных ядерных ударов, он все равно не защитил бы свои территории и свое население от последствий многочисленных взрывов собственных боеголовок. На заведомое самоубийство и вообще на сколько-нибудь значительный риск Запад, конечно, не пошел бы.
Но еще на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов двадцатого века в мировой печати стали всплывать странные сообщения о ведущихся на Западе работах по созданию генетического оружия. Имелось в виду биологическое оружие массового уничтожения для этнических чисток планетарного масштаба. Сущность его заключалась в том, что возбудитель смертельной болезни должен был действовать избирательно, поражая только носителей определенных генетических структур, свойственных конкретной расе или этнической группе.
Дед вспоминал, какое странное, двойственное впечатление производили тогда эти публикации в кругу его друзей физиков: тревожной достоверности и нарочитой абсурдности.
– Мы были молоды, – говорил он, – мы смеялись: вся, мол, штука в том, кто на кого первым такую бомбу сбросит: белые на черных, черные на белых или желтые на тех и других! Смеялись, а потом уже всерьез обсуждали нелепость самой идеи подобного оружия. Ну как могли бы применить его, скажем, против черной или желтой расы Соединенные Штаты, когда в числе их собственных коренных граждан – десятки миллионов чернокожих и потомков выходцев из Азии? Как могли бы использовать генетическую бомбу Япония против Китая, Израиль против этнически родственных арабов?
Да если бы рехнувшееся правительство любой страны, вообразив свою нацию абсолютно моноэтнической и ни на кого не похожей, решило сбросить генетическую бомбу на любых соседей по планете, взрыв неминуемым рикошетом выкосил бы изрядную долю его собственного населения. В котле истории тысячелетиями переплавлялись и перемешивались массы людей самого разного происхождения. Никто не может поручиться за то, что его личные генетические особенности, унаследованные от неизвестных ему предков, не обрекут его на гибель.
Шли годы, рассказывал дед, были приняты международные соглашения о запрете любых видов биологического оружия, а публикации о создающемся генетическом оружии как ни в чем не бывало все появлялись и появлялись. Иногда проскальзывала критика идеи. Повторялись буквально все те доводы против нее, о которых мы – физики, а не генетики! – говорили между собою давным-давно. Сообщалось, например, что в работе над оружием ученые установили: все значащие генные структуры у всех рас одинаковы. Генетические же особенности, в том числе и те, которые предопределяют расовые различия во внешности, настолько незначительны, что зацепиться за них и обеспечить избирательное действие оружия не удается. Как будто это не было ясно с самого начала!