Последняя битва
Шрифт:
А потом противостояние резко набрало оборотов, потому что из-за углов гостиницы высыпали давние жильцы «Умбертуса»: Томас, Ульрих, Миша, Фабио присоединились к Бодхи, Перчинка и Зелибоба — к Васаби, красавицы Хайдрун с Куки несли залежи налепленных снежков для всех подряд, потому что всегда играли за все стороны. Уже почти сорок человек устраивали массовое побоище, заливистый смех мог разбудить не только зараженных на подступах к горам, но и медведей и даже самого дьявола. Вот только никто больше не боялся ни первых, ни третьего, и все были уверены, что с медведем тоже удастся договориться. Это-то и доставляло больше всего удовольствия: уверенность в своих силах, отсутствие страха, вера в победу. Падальщики ничего из этого не потеряли, на то они и Падальщики — вечная надежда для осиротевших и убогих.
Я забралась на Аякс Маяка подальше от хаоса, с трёхметровой высоты противостояние вырисовывалось ярче: лучи снежков имели четкие разветвления — результат профессиональных навыков убийц, безупречно целящихся во врагов. Задор заразил и меня, я хохотала вместе с самыми слабыми бойцами, чье ржание лишало их сил продолжать. А потом поняла, что выдала свою позицию, когда мне в лицо угодил ледяной кулак. Черт! Как же больно они бьют! Но еще сильнее било осознание того, что я получила нож в спину от своего же: довольный своей меткостью Калеб стоял посреди сугробов и ухмылялся. Негодяй!
— Эй! Объявляю охоту на ведьму! — закричал Фунчоза, указывая на меня.
Я обомлела.
— Что?! — удивилась я.
— Она ржет над нами!
— Думает, что самая умная!
— Вмазать ей!
Самый настоящий страх одолел меня, когда я увидела, как быстро они все объединились против меня. Неужели они настолько меня ненавидят?!
— За что? — крикнула я.
— Вечно умничаешь!
— И выпендриваешься!
— А еще у тебя есть собственная кровать!
— Сжечь ведьму!
Я не успела среагировать, и в меня уже летели ряды снежков со всех сторон. Уверена, они вложили всю силу в эту атаку, потому что меня сбило с ног и я полетела вниз с Аякса. А по ту сторону БМП раздался вопль экстаза четырех десятков голосов, среди которых отчетливо слышалась ругань Фунчозы:
— Тебя никто не любит! Ты всех бесишь!
Ликующий ор победителей продолжался задорным смехом и веселыми выкриками, а потом надо мной появился силуэт Калеба.
— Жива? — смеялся он.
— Калеб, за что? — прокряхтела я, лежа в сугробе.
Там, куда ударили снежки, разрастались синяки, потому что моя экипировка облегченного типа. Нам — зараженным — нет нужды прятаться за многослойной броней.
— Ты же вечный козел отпущения. Всегда остановишь наши раздоры.
Он протянул руку, я сжала, он легко вытянул меня в вертикальный мир. Я засмеялась. А ведь и вправду, я всегда принимала удар на себя, лишь бы помирить идиотов, просто потому что в единстве наша сила. Генерал часто повторял эту фразу. Удивительно, как исковеркал ее смысл Триггер, убив своего старого друга. Удивительно, как исковеркали ее смысл мои собратья, объединив свой гнев против меня. Мое поражение стало символом их союза. Так было всегда, и я была не против, потому что выполнила свою задачу.
Падальщики снова вместе.
Через десять минут вереница Аяксов выехала из ворот «Умбертуса» сначала на мертвые улицы Бадгастайна, а потом нырнула в плотные леса, где пряталась смертельная угроза, которая уже не казалась непобедимой.
7 февраля 2071 года 12:00
Полковник Триггер
Подземный завод «Нойштадт» под Штутгартом стал мои новым домом. Крепкие стены подземных туннелей внушают доверие, несмотря на то, что он был воздвигнут больше ста лет назад. Немцы знали толк в постройках укрепительных сооружений, размах и амбиции Третьего Рейха до сих пор спасают человечество от опасного врага. Подземные заводы для производства авиационных двигателей, лаборатории по изучению ядерной энергии, атлантический вал от Норвегии до Испании, многочисленные бункеры. Грандиозность рейхстагской архитектуры доказывается долголетием «Нойштадта», который пережил удары авиабомб союзников, а теперь уже сорок лет противостоит натиску кровожадных монстров.
Генерал Аль Махди вернулся с зухра[1]. Здесь все семь тысяч жителей читают молитвы по расписанию пять раз в день. Мусульмане прославляют Аллаха, православные — Божию Матерь, католики — Ангелов Господня, евреи восхваляют бога, запрещая произносить Его имя вслух. Религия превратилась в действенную психотерапию, тут и подумать не могли о том, что население может бунтовать, как на Желяве. Я еще не понял, это сила веры в бога или же страх перед приказами Аль Махди. Генералитет Желявы проигрывал суровой дисциплине Нойштадта на два десятка лет, потому что смертная казнь здесь существовала с самого первого дня заточения. Ничто не пугает людей так, как страх потерять собственную жизнь, пусть она даже никчемная и бесполезная.
Но это все, чем мог похвастать Нойштадт. Завод вплоть до начала эпидемии являлся военным стратегическим объектом и использовался для производства боеприпасов. Немцы всегда умели строить. Укрепленные шахты были воздвигнуты еще в период Второй Мировой, и до сих пор ни одной трещины не дали. Да, здесь надежные стены, оборонительные системы наделены более глубокими алгоритмами искусственного интеллекта, оснащение жилых блоков и оранжерей далеко от истощения запаса прочности. Но сорок лет назад Аль Махди попал на полностью обустроенную базу, ему не пришлось потеть и умирать столько, сколько выпало на долю строителей Желявы. Мы собирали ее по кирпичу, заново прокладывали инженерные сети и системы жизнеобеспечения, сами собирали агрегаты поварских цехов и компьютерные сервера. Коммандосы, которых десять лет позже назвали Падальщиками, обменивали свои жизни на сырье, добытое снаружи, чтобы создать с самого нуля то, что в Нойштадте на тот момент уже работало и спасало человеческие жизни. Испытания, выпавшие на долю желявцев, не сломили их, а наоборот — закалили. Мы стали сильнее, ловчее, осторожнее, мудрее, мы исследовали врага каждую вылазку, счет которых в сотню раз больше нойштадтских. Эти неженки нам в подметки не годятся, а их гордость за самих себя застилает им глаза, они далеки от осознания реальных угроз и все это время живут в неге мнимой безопасности, высокомерно полагая, что одолели натиск вируса.
Генерал сел во главе стола, его двое помощников стояли за его спиной, вытянувшись в струну. Они все — воспитанники Корпуса стражей Исламской революции, воевали с американцами на территории Ирана, Сирии, Ирака, пока вирус не заставил бывших врагов объединиться. Теперь же организация, считавшаяся террористической, стоит во главе человечества, пытающегося выжить. Что сказать? Апокалипсис многое перевернул с ног на голову.
— Вам всего достаточно? — спросил Аль Махди.
— Более чем, благодарю, Генерал, — Трухина ответила за нас. — Как мы можем вам помочь?
— Вы привезли с собой полторы тысячи человек, наши продовольственные запасы сильно напряжены, нам нужно больше ресурсов с поверхности. Наши Масуны[2] увеличили частоту вылазок, цепная миграция перестала быть предсказуемой. Я надеялся на помощь ваших Падальщиков, но не вижу их среди вас.
Тяжелый вздох сам вырвался из моих легких.
— Падальщики предали нас, — произнес я тихо.
— Что произошло?
— Попытка военного переворота, убийство Генерала, а потом компрометация базы.