Последняя битва

Шу Алекс

Нужная мне дверь квартиры ничем не отличалась от других подобных. Такой же чуть потертый дерматин, как и у соседей, круглый выпуклый глазок и стандартная «г»-образная ручка с замком. Не скажешь, что тут живет человек, ставший легендарным ещё при жизни.

Я поколебался секунду, и вдавил палец в круглую кнопку звонка. Пронзительное «дзи-и-и-нь» заверещало на весь подъезд. Через пару секунд раздались шаги. Глазок звонка на мгновение посветлел, потом снова потемнел. Заскрежетал, открываясь, замок и дверь распахнулась.

— Слушаю вас, товарищи, — невысокий

старик лет семидесяти в коричневом джемпере без рукавов, надетом поверх светло-серой рубашки, скользнул внимательным взглядом по нашим лицам и остановился на Сергее Ивановиче, проигнорировав меня. Я подсознательно ощутил какую-то неправильность. Что-то было странное в его лице. Но сомнений в том, что это Судоплатов собственной персоной не было никаких.

— Павел Анатольевич, что же вы так двери открываете, не спросив, кто и с какой целью? — посетовал я. — Это непростительно для такого опытного человека как вы.

— Зачем мне спрашивать? — криво усмехнулся старик. — Я и так вижу, что товарищи из Комитета пожаловали. Насмотрелся на таких за свою жизнь. Мне собираться?

— Павел Анатольевич, вам никуда собираться не нужно, — твердо ответил я. — Товарищи действительно из Комитета. К вам они никаких претензий не имеют. И если бы не я, сейчас бы тут не стояли. Просто мне нужно с вами поговорить, а они меня охраняют.

— Охраняют, — повторил дед и прищурился. — Что же вы за птица, юноша, что вас эти, гм, товарищи из Комитета охраняют?

— Меня зовут Алексей Кирсанов, я из аппарата ЦК ВЛКСМ. Вхожу в комитет по контролю реформ, которые сейчас проводит наш генеральный секретарь Григорий Васильевич Романов. Докладываю ему лично, как они продвигаются, выполняю отдельные поручения генерального секретаря и председателя Кабинета Министров товарища Машерова Петра Мироновича в рамках поставленных перед комиссией задач. Я ответил на ваш вопрос, Павел Анатольевич?

— Да как сказать? — ухмыльнулся старик, продолжая меня внимательно рассматривать. — На один — да, ответил. Да так, что у меня сразу куча других возникла.

— Так давайте, всё выясним в спокойной обстановке, — предложил я. — Попьем у вас чай, заодно и поговорим.

— Чай у меня заслужить надо, — саркастически хмыкнул дед. — А я вас, юноша, совершенно не знаю. И слова ваши ни в чем не убеждают, уж простите.

— Павел Анатольевич, так вы нас пропустите? Или будем так и стоять разговаривать на пороге? — я мягко усилил нажим.

— А если не пропущу, то что? Арестуете старика?

— Дался вам этот арест, — с досадой бросил я. — Никто вас и пальцем не тронет. Слово даю. Просто разговор со мной, прежде всего, в ваших интересах. Так что, мы можем пройти?

— Только ты один, — заявил старик. — Остальные пусть за дверью подождут или у подъезда. От них не убудет.

— Хорошо, — согласился я.

— Нет, — решительно вмешался Сергей Иванович. — Так дело не пойдет. Я должен быть с ним.

— На нет и суда нет, — старик взялся за ручку двери. — Всего доброго, товарищи.

— Я готов говорить. Если Павел Анатольевич не хочет пускать к себе ребят, пусть так и будет, —

я твердо глянул на Сергея Ивановича.

— Нет, — еще раз твердо ответил майор и попридержал рукой дверь. — Павел Анатольевич, у меня жесткие инструкции. Нарушать их я не имею права. Вы думаете, у Алексея такая охрана, просто так? Подробности я изложить не могу, не имею права, но дело очень серьезное. Вы же сами воевали, служили, выполняли задания партии и правительства. Должны понимать, что такое приказ.

— Хорошо, — вздохнул старик — Но для начала покажите ваши удостоверения. Хочу видеть, с кем имею дело.

— Как скажете, Павел Анатольевич, — повеселел я.

Мы предъявили деду свои удостоверения. Я — комсомольский билет и удостоверение сотрудника аппарата ЦК, Сергей Иванович — «корочку» Комитета. Я наблюдал за хозяином. Левый глаз деда двигался, бегая по строчкам документов, правый оставался неподвижным. И тут меня осенило.

«Его же били на допросах, так что ослеп на один глаз. Так вот что мне странным показалось! Теперь понятно. Хорошо, что не убили. Наверно, потому, что Судоплатов умалишенным прикинулся. Поэтому и жив остался».

Старик тем временем, внимательно изучил документы, немного помедлил, кивнул и посторонился:

— Проходите…

Сергей Иванович остался в коридоре. Меня дед пригласил в гостиную. Предложил усесться за стол.

— Так чаю вам налить, юноша?

— Давайте сразу перейдем к делу, — предложил я. — Чтобы не отнимать у вас время.

— Ну давайте, — старик слегка усмехнулся. — Я вас слушаю, товарищ Кирсанов.

— Прежде всего, — я вжикнул молнией на папке и извлек тонкую стопку листов. — Вот ознакомьтесь, пожалуйста.

— Что это? — полюбопытствовал старик, принимая листы.

— Первая бумага — постановление ЦК КПСС о вашей полной реабилитации в связи с открывшимся обстоятельствами. К ней, приложено письмо Генеральной прокуратуры СССР с этим решением и приведенными доказательствами вашей невиновности.

Пришлось в архиве раскопать письмо Рыбкиной, Абеля и ещё почти сорока старых чекистов с приведенными доказательствами вашей невиновности. Тогда же, в шестьдесят шестом году Генеральная прокуратура и КГБ провели проверку по изложенным фактам, и вынесли вердикт «невиновен» и отправили письмо ЦК. Принимается решение вас освободить. Но Брежнев не дал этого сделать. И сейчас, чтобы справедливость восторжествовала, мне потребовалось убедить товарищей Романова и Машерова найти все необходимые бумаги в архивах и дать им ход.

Вторая бумага — постановление товарища Романова, на основании письма Генеральной Прокуратуры, об отмене приговора Военной Коллегии Верховного Суда СССР, вынесенного двенадцатого сентября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года и возвращения вам государственных наград и воинского звания — генерал-лейтенант.

— Неужели? — внезапно голос Судоплатова охрип и прервался, рука, держащая бумаги задрожала.

Старик пошатнулся, ухватился ладонью за спинку стула.

— Павел Анатольевич, вам плохо? — я вскочил и метнулся к нему.