Последняя битва

Прозоров Александр Дмитриевич

Трудно даже представить, каких бы еще невероятных достижений удалось добиться России, проживи Иоанн хотя бы на десять, двадцать лет дольше. Утешением может быть лишь то, что он был отнят у русской земли не злодеянием недоброжелателей, а волею судьбы: болезнью, парализовавшей его в последние годы жизни и причинявшей огромные страдания. Смерть стала для величайшего правителя в истории лишь облегчением после долгого и трудного пути.

Эпилог

Первого декабря тысяча пятьсот

восемьдесят шестого года на постоялый двор близ Белостока заехал богато одетый путник с крепко сложенным слугой. Назвавшись князем Андреем Сакульским и покрутив перед лицом корчмаря серебряную полтину, он потребовал себе светлицу на углу, что выходила окнами на крышу навеса для коней. Хозяин двора спорить конечно же не стал и только велел служке отнести в спальню господина окованный железом тяжелый сундук. За что тот, кстати, получил целый гривенник.

Постоялец вел себя тихо, даже незаметно, заказывая еду к себе наверх и почти не спрашивая вина. Из светелки не выходил, убирать у себя не требовал. Ровно спал все время, открывая глаза лишь для обеда и ужина. Корчмарь про него даже вспоминать перестал и ничего не сказал о госте полусотне гайдуков, что везли ко Стефану Баторию личного посыльного османского султана.

Тот — длинный морщинистый старик в белой хламиде, вместе с юной наложницей, занял лучшие покои, которые находились как раз через стену от княжеских. Гайдуки же набились в трапезной, требуя вина, вина и вина, громко веселясь и рассказывая скабрезные истории.

Шум от нежданных гостей встревожил тихого постояльца. Князь спустился, оставил задаток за комнату еще на неделю, сослался на то, что желает прогуляться в тишине, пообещал вернуться к полуночи, когда все угомонятся, велел слуге оседлать коней и вместе с ним выехал со двора.

Ближе к полуночи хмельная охрана посыльного и вправду затихла. Вот тут-то и прозвучал взрыв, который не просто снес весь второй этаж, но и остальной дом развалил почти до фундамента.

— Образованные люди эти магрибские колдуны, — подвел итог Андрей Зверев, наблюдавший за ярким и шумным зрелищем с удаления в две версты. — Про самые хитрые тайны проведать способны. А в будущее заглядывать не умеют. Забавно, правда?

Князь Сакульский уже знал, что от суфия, владеющего тайной имени, его телохранители поутру найдут только несколько обрывков мантии.

Пахом промолчал. Холоп давно привык не задавать, от греха, лишних вопросов своему воспитаннику.

Османский наместник воспринял весть о гибели посланника султана достойно. Он даже не наказал охрану. Наверное, жить рабом смертного для него было не менее мучительно, нежели умирать. Вечером одиннадцатого декабря он долго гулял по двору королевского замка в Гродно, смотря на небо, на звезды, глубоко дыша и принюхиваясь к обыденным, в общем-то, ароматам.

Потом, отказавшись от помощи слуг, ушел спать.

Утром его нашли в постели уже мертвым.

Стефан Баторий, несмотря на немалые старания, вошел в историю не как неудачливый

воевода и наместник, дочиста разоривший Польшу, и не как предшественник Гитлера, первым попытавшийся поработить Русь силами коалиционной армии всей Европы. Увы, в историю он вошел лишь как представитель семейства, вампирское происхождение которого получило историческое доказательство.

Уже после смерти самого Стефана, в Венгрии, возле Чахтицкого замка местные крестьяне заметили, что собаки едят человеческие останки. Как оказалось, в замковом саду человеческие кости попадались совсем на малой глубине. Крестьяне в ужасе сообщили обо всем паладину Венгрии Дьёрдю Турзо. Тот, ворвавшись со стражей в замок, нашел здесь многие сотни девичьих тел. Скорое расследование показало, что проживающая здесь Эржебет Батори, официально — племянница Стефана Батория, принимает ванны из крови девственниц для продления своей жизни. По подсчетам следователей, она ради своей прихоти успела умертвить шестьсот пятьдесят крестьянок.

Приговор был прост и понятен. Поскольку никто не знал, каким образом можно причинить смерть вампирше — ее замуровали в подземелье Чахтицкого замка живьем.

Впрочем, к России это уже не имело никакого отношения.

Про сына Грозного царя Федора Иоанновича бродит много слухов. Одни исследователи говорят о его слабоумии, другие — просто об излишней религиозности. Однако нужно признать, что долгие полтора десятилетия правления этого царя стали для Руси золотым временем. Он унаследовал от отца сильнейшую из стран, которой никто не рисковал бросать новый вызов. Сам царь тоже не стремился к каким-либо свершениям. Правление Федора стало временем сытости, богатства, процветания и долгого мира. Тем веком, который счастлив для обывателей, но скучен для деятельных витязей, привычных к браням и походам, готовых в любой момент перевернуть мир и изменить законы мироздания. Эпоха соратников великого Иоанна Грозного сгинула в небытие. В новом мире им было уже нечего делать.

В тысяча пятьсот восемьдесят восьмом году постригся в монахи герой Псковской обороны князь Иван Петрович Шуйский.

В тысяча пятьсот девяносто первом постриг принял лучший полководец своего времени князь Дмитрий Иванович Хворостинин.

Скука и безвестность, пустое одинокое прозябание в затерянном княжестве у проклятой горы в конце концов надоело и князю Андрею Васильевичу Сакульскому. В тысяча пятьсот девяностом году его дочь Арина, княгиня Курлятева, получила от отца лаконичное письмо:

«Доченька, желаю я проведать сына и Пребрану. Отплываю сегодня же, ибо погода установилась для путешествия благоприятная. Поручаю тебе и твоему мужу приглядывать за землями моими карельскими и свияжскими. Люблю. Крепко обнимаю. Желаю счастья».

Это письмо и стало последним известным фактом из судьбы Андрея Зверева, урожденного боярина Лисьина, князя Сакульского по праву владения.