Последняя бригада
Шрифт:
— Для начала сидите спокойно, чтобы мы могли поговорить.
Шарль-Арман посмотрел на нее. Он упрекал себя за то, что упустил момент, когда они стояли у окна. Он ведь тоже искал, куда бы отправить Бобби. Теперь по еле уловимому движению ресниц и губ Терезы он понял, что этот труд она берет на себя. Между тем он был уверен в ее чувствах почти так же, как в своих. Он знал, что когда прижмет ее к себе и прикроет глаза, то увидит сквозь ресницы кушетки времен Директории: они всегда возникали у него перед глазами, когда по коже пробегала дрожь вожделения. И эта мысль невольно вызвала у Шарля-Армана
Ему вдруг показалось, что его позвали. Он вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Бебе.
— Ламбрей! — уже в который раз повторял он. — Тебя требует лейтенант!
— Ладно, сейчас иду. Извините, Тереза, — сказал Шарль-Арман, склонившись в поклоне, чтобы шепнуть: — Я вернусь…
Проходя по залу, Шарль-Арман услышал крики:
— Эй, Ламбрей! Ты что, пренебрегаешь нашей компанией?
Он прошел через вестибюль и вошел в комнату, служившую бригаде офисом. Там сидели Сен-Тьерри и Лервье-Марэ.
— Дорогой друг, я в отчаянии, — заявил Сен-Тьерри. — Полковник назначил вас обоих связными. Он звонил мне. Моя бригада обезглавлена. Вас переводят в штаб Школы. Мои поздравления, Ламбрей. Но я очень на вас рассчитывал, и мне жаль вас терять.
— Мне тоже, господин лейтенант, очень жаль с вами расставаться. А… когда мы должны ехать? — спросил Шарль-Арман.
— Прямо сейчас. Времени осталось только на сборы. И я должен дать каждому из вас хорошего проводника.
Он украдкой взглянул на Лервье и подумал: «А этому надо кого-нибудь покрепче».
— Вот что, Лервье, — сказал он, — вы пойдете со Стефаником. А вы, Ламбрей? С кем хотите пойти?
— С Дерошем, если можно.
— Ну нет, старина! Не уводите самых лучших. Почему тогда не Бруара, если уж у меня никого не остается? Нет, возьмите… ну, хоть Гийаде. Он же из вашей комнаты. И все четверо из лучшей моей комнаты! — вздохнул он.
На миг наступила тишина.
— Ладно… надеюсь, мы останемся… друзьями, — снова начал лейтенант и похлопал себя по рукаву, как бы обещая новые нашивки, словно война и не кончалась. — В любом случае на днях увидимся. Вы расстались с бригадой не насовсем. Теперь вы будете доставлять мне приказы.
Он сказал так потому, что на самом деле ни Ламбрей, ни Лервье больше к бригаде не принадлежали. И все трое прекрасно это понимали.
— Удачи, Ламбрей! — прибавил он, вставая.
— Удачи и вам, господин лейтенант, — ответил Шарль-Арман, щелкнув каблуками, которые из-за отсутствия шпор глухо стукнули.
Лервье-Марэ тоже встал навытяжку.
— И вам удачи, Лервье-Марэ.
— Счастлив был находиться под вашим командованием, господин лейтенант.
Во взгляде и рукопожатии Жака было столько силы, преданности и искренности, что лейтенант удивился и подумал, не ошибался ли он в своих суждениях об этом парне. И ему стало почти так же жаль расставаться с Лервье-Марэ, как и с Ламбреем.
Сен-Тьерри открыл перед друзьями дверь, и в комнату ворвались звуки музыки.
— Если хотите, последний вальс, — предложил он, улыбаясь. — Только недолго, ладно?
И дверь снова закрылась.
Войдя в зал, Шарль-Арман начисто забыл о существовании Терезы. Ему не терпелось предупредить Бобби, и он предоставил Жаку отвечать на вопросы, которыми их засыпали. Он быстро направился к выходу и, только взявшись за бронзовую ручку двери, вспомнил, как затуманился взгляд Терезы, когда он сказал: «Я вернусь». Ведь Сен-Тьерри дал ему немного времени… И вместо того, чтобы танцевать… Тому, кто уезжает, ни в чем не отказывают, даже если он едет всего за три километра…
Он открыл дверь. Лицо Бобби нависало низко-низко над лицом Терезы, губы их слились. Все продолжалось какую-то долю секунды, поскольку Бобби сразу же вскочил. В углах рта у него таилась лукавая усмешка.
— Сожалею, что помешал. Выше этажом вам было бы гораздо удобнее. Честь имею, я уезжаю связным. Enjoy yourselves [12] — сухо бросил Шарль-Арман и вышел, дрожа от гнева.
Бобби переменился в лице и, забыв о Терезе, бросился вслед за Шарлем-Арманом.
12
Развлекайтесь (англ.).
Тереза Англад смотрела, как медленно поворачивается бронзовая дверная ручка. Она уже столько лет живет в Шеневе, но ни разу не замечала, какие здесь на дверях изящные ручки. И какое-то время она ничего, кроме этой ручки, перед собой не видела.
Шарль-Арман быстро пересек зал.
— Лервье, старина, в дорогу! — крикнул он.
Бобби удалось нагнать его только в вестибюле.
— Шарль-Арман, — сказал он, — ну ведь глупо расставаться вот так…
— Ой, мой милый, я тебя умоляю… — перебил Шарль-Арман. — Давай без телячьих нежностей. Очень надеюсь, что ты все же сумеешь соблюсти приличия. Это моя хорошая знакомая… и это я тебе ее представил. Я знаю ее мужа. В конце концов, это просто неприлично… — И поняв, что переборщил, совсем другим тоном добавил: — А я-то всегда считал тебя лентяем.
Бобби расхохотался, но глаза у него при этом были грустные.
В зал вошел Гийаде и спросил:
— Какой мотоцикл брать?
— Тот, что без пулемета, Гном. А мадам де Буа-Шасе там?
Вопрос был адресован лакею, который еще не ушел спать.
— Мадам виконтесса наверху, в это время она уже спит.
— Передайте ей, что я очень сожалею, что не успел с ней проститься.
— Слушай, Шарль-Арман, — сказал Бобби, — раз уж ты уезжаешь, возьми мои шпоры.
Но Шарль-Арман, казалось, его не слышал. Он уже вышел на крыльцо, но Дерош не отставал.
— Прошу тебя, возьми, — настаивал Бобби. — Какой из меня, в сущности, кавалерист? Вот ты — другое дело.
— Нет. Не вижу смысла.
— Возьми, мне будет приятно, если ты их станешь носить.
— В самом деле? — удивился Шарль-Арман.
Он чувствовал, что Бобби говорит вполне искренне, однако не мог принять его предложение. Не позволяла гордость. И все же Шарль-Арман из какого-то глупого суеверия считал, что если он вернет себе шпоры, то все обойдется и ничего страшного не произойдет. Послышался шум мотоциклов, которые уже успели вывести из гаража.