Последняя черта
Шрифт:
Юноше было тринадцать. Он стоял возле лестницы, вчитывался в учебник на планшете. Погруженный в устройство пищеварительной системы человека, он не заметил, как его окликнул какой-то парень. Юноша вообще мало обращал внимания в такие моменты на посторонние звуки, а тут уж слишком сильно увлекся. Вот он стоит, опираясь на подоконник возле лестницы, а вот — тычок в плечо, и он кубарем летит вниз, не сумев удержать равновесия. Хруст. Шум в ушах. Крик. Своевременная операция могла все исправить, но денег на нее не было. Поэтому сначала он буравил ненавистным взглядом костыли, а потом — трость. Ощущал себя ущербным, почти беззащитным и сломанным. Будто старую игрушку ради развлечения
— Слушай, — мялся у его парты Димка. — Ты же в химии шаришь, да?
Юноша поднял голову от учебника и заинтересованно сощурился.
— Есть дело одно. Я слышал, у тебя с деньгами туго? Не обижу.
Димке он не то чтобы не доверял, но остерегался. Смекнув, что к чему, пообещал подумать, написал контрольную раньше звонка, отпросился с урока. Бродил по пустым коридорам, стучал тростью и размышлял, чем всё это может кончиться. Забурившись под лестницу, сделал расклад - карты советовали соглашаться. И Юноша согласился.
Лаборатория даже находилась не далеко от дома. Он смог, он научился врать матери о факультативах, а сам после школы шел на адрес, спускался по подвальной лестнице. Стук. Два стука. Четыре. Один. Ему открывали, пропускали в помещение, выдавали халат, и он становился к столу, где кипело, варилось, переливалось… Юноша понимал, что это, возможно, плохо, но деньги и правда были нужны.
Его быстро начали уважать, не верили, что ему всего семнадцать, и прозвали Пророком. Несколько раз кряду Пророк советовал сворачиваться и переезжать, начальство слушало, а потом — были облавы. И каждый раз он выходил сухим из воды.
Сам на наркотики не подсел. Понимал, что это такое, и каждый раз тянуло блевать при мысли, что это окажется у него в организме. Зато пристрастился к марихуане в умеренных количествах, уже после выпускного, перед поступлением в ВУЗ. С направлением не колебался — больше пробирок Пророка интересовало только человеческое тело.
Дополнение | Я дам тебя Имя ч.2
Зверь. Трость. Конспекты. Лаборатория. Из этого и состояла его жизнь. Вечно угрюмый и мрачный, с тяжелым взглядом серых глаз и худым лицом, он заставлял людей ёжиться от одного своего вида, был загадочен и окружен слухами. Даже пользовался популярностью среди девушек, но те ему особо интересны не были. Иногда, снять напряжение, но полностью удовлетворить его могла не каждая. Пророк был слишком специфичен во вкусах секса — любил жестокость, любил игры с ножами и полное, слепое подчинение. Без неоправданной боли, без грязи, без ругани — только его холодный голос и податливое теплое тело, о которое можно согреться. Ничего лишнего.
Первый курс выпадал из памяти, оседал остатками кофе по утрам на дне кружке, бурлил в лаборатории. К зиме Пророк стал Змеем. Будто бы и вправду сбросил шкуру, приобрёл привычку говорить с шипящими нотками, вкрадчиво, и смотрел на людей теперь излишне спокойно. Кто-то сказал, что он хладнокровное — руки вечно мерзнут, да и сам по себе холодный всегда, а он уцепился за новую маску, примерил, нашел в ней себя и подивился, как сильно Змей отличается от Пророка.
Маски — они всегда такие. Себя настоящего Змей едва ли знал, да и не пытался копнуть чуть глубже, слишком боялся темного подвала и того, что там прятал. Зверь, вместо безликой животной тени, теперь обратился огромной змеей. Ему нравилось думать, что так выглядел бы василиск — легенда, вычитанная в одной из книг с полки матери.
—
— Время не резиновое, — раздраженно откликнулся Змей, разглядывая содержимое большой колбы. — А это — Вертушка. Сиди и жди. Сам виноват, что раньше приперся.
Парня звали Герасим. Змей не брался утверждать, что имя настоящее, но оно ему определенно подходило. Они работали вместе уже месяц. Змей — готовил, Гера — толкал кому надо, раскидывал по заначкам. Ещё в их команде была пара человек, но их даже в расчет не брали, отдавали меньшие суммы на руки, потому как те откровенно проёбывались. Из парней выходили отличные напарники, и Змей даже думал, что можно попробовать с этим Герасимом подружиться.
— Я пришел в срок, между прочим, — через пять минут снова подал голос он. — Это ты задерживаешь.
— Помолчи, — пробормотал Змей. — Немного осталось.
Потом он отдаст ему рюкзак с пробирками из небьющегося стекла, Гера хмыкнет и свалит. Вернётся через пару часов, они покурят, сидя на ступеньках входа в подвал, поговорят о каких-то отвлеченных темах и выйдут в поздний вечер. Герасим будет казаться охранником какого-то богатого парня, хоть и крайне специфично выглядящим — он тогда еще красил выбритый ирокез в зеленый, носил косуху, тяжелые камелоты и часто появлялся с синяками. А вкусы в одежде у Змея сформировались еще тогда — строгое пальто, брюки и всегда начищенные ботинки.
— Ты никогда не думал о том, что не всегда сможешь заниматься продажей наркотиков?
— Думал, — Герасим закинул руку за голову и потянулся. — Но не ебу, что ещё делать.
Они шли по улицам людным и не очень. Змей защищал Герасима от одних только ему видимых Монстров, а Герасим Змея — от потенциальных нападающих. А такие имелись — их сеть лабораторий была далеко не единственной, конкуренты не спали и желали добраться до особо талантливых изготовителей. Змей был не один такой, и охраняли каждого, поощряли, чтоб не перебежали к другим.
— Иди учиться, — в какой уже раз ворчал он. — Не помешает.
— Да нахер оно надо. Я тебе с тем же успехом могу посоветовать идти служить. Тоже не помешает.
Змей скривился, точно от зубной боли.
— Как минимум — я не хочу. Как максимум — не возьмут.
Он уже успел проваляться два месяца в психиатрическом, получить диагноз “киста в лобной доли мозга”, чем врачи и объясняли вспышки агрессии. А с таким диагнозом никакая армия ему не светила. Как и водительские права, и ещё ряд общественных привилегий. Если пройдёт четыре года без рецидива — он сможет работать врачом. Пусть не хирургом, как бабушка с дедом, пусть вряд ли защитит докторскую, как это сделали они, но терапевтом, как мама, вполне сможет. Змей так и не понял, чего ему хочется больше — правда спасать жизни или угодить матушке, но учеба ему нравилась, все знания анатомии, был уверен он, обязательно однажды пригодятся.
— У тебя-то у самого как с учебой? Вывозишь?
— Конечно. — саркастически ответил Змей. — Как мне не вывозить? Куда я денусь?
Учеба иногда казалась сущим адом. Бесконечные конспекты, бесконечная домашка, внезапные зачеты и контрольные. Змей порой засыпал прямо на парах, получал выговор от преподавателей, осуждающий взгляд от матери и срывался на какого-нибудь мелкого дилера. В общем-то, было всё равно, кто под руку подвернётся, главное было именно сорваться.
— Не шипи, — миролюбиво улыбнулся Герасим. — Или думал, что в меде по-другому будет? Поголовно все говорят, что там пиздец. Зато выйдешь потом с дипломом, доктором станешь…