Последняя игра
Шрифт:
– Она действительно не движется, Дерник, – сказала ему Полгара. – И никогда еще не двигалась. Когда энгараки построили Ктол Мишрак, Торак сотворил эту тучу, чтобы скрыть город. Так с тех пор она находится на одном месте.
– И долго?
– Около пяти тысяч лет.
– И там никогда не светит солнце?
– Никогда.
Верховные жрецы стали с некоторой опаской оглядываться вокруг, и наконец Уртаг приказал всем остановиться.
– Мы должны дать о себе знать, – заявил он. – Мы не хотим, чтобы стража по ошибке приняла нас за чужаков.
Остальные жрецы нервно кивнули, а затем все они вытащили
– Интересно, что бы случилось, если бы я погасила ваши факелы? – спросила Полгара с едва заметной лукавой усмешкой. – Насколько вам известно, я могла бы это сделать.
Уртаг с беспокойством взглянул на нее.
– Сейчас не время для шуток, миледи, – предостерег он. – Стража очень жестоко обходится с чужаками. Наши жизни зависят от этих факелов. Пожалуйста, не делайте ничего, дабы не навлечь на нас беду.
Полгара слегка рассмеялась и не сказала ни слова.
Когда они проникли под тучу, стало быстро темнеть. Это не была чистая и прозрачная темнота ночи, а скорее какая-то грязная мгла, густая тень в воздухе. Они одолели подъем и увидели перед собой котловину, а в середине ее почти скрытые во мраке развалины Города Ночи. Вокруг росли только чахлые сорняки и бледная от нехватки солнца трава. Торчавшие из земли камни были покрыты, как проказой, лишайниками, которые росли и на сырой почве, создавая впечатление, будто сама земля поражена какой-то болезнью.
Когда они въехали в город, среди нагромождений камня принцесса заметила какое-то движение. Среди руин прыгали какие-то темные силуэты, и доносились звуки, похожие на клацанье когтей. Некоторые из этих фигур передвигались вертикально, другие нет. Се'Недра похолодела от испуга. Стражи Ктол Мишрака были не зверями и не людьми, и, казалось, они испытывают непонятную злобу ко всему живому. Больше всего Се'Недра боялась, что одно из этих чудовищ приблизится к ней и откроет свой лик – настолько омерзительный, что она может потерять рассудок.
Когда проезжали по разрушенной улице, Уртаг начал глухим и дрожащим голосом возносить старинную молитву Тораку. Плесень, казалось, царила всюду, грибы гроздьями росли в трещинах между камнями. Над всем этим нависал запах разложения, он подымался и от отвратительных грязных луж, и от мутных прудов с гниющей водой.
В центре города возвышались опоры толщиной с тело человека, на которых когда-то стояла исполинская железная башня. Ее обломки лежали ближе к югу, и ржавчина уже превратила железо в липкую красноватую грязь, которая походила на сгустки запекшейся крови.
Уртаг, теперь уже заметно дрожа, спешился перед огромным, в виде арки, порталом и провел их в полуоткрытую железную дверь. Помещение, в котором царило гулкое эхо, оказалось столь же велико, как и императорский тронный зал в Тол Хонете. Не говоря ни слова, высоко подняв над головой факел, Уртаг провел их через другую огромную комнату, а затем по гудящим железным ступеням вниз, в темноту. В конце лестницы, возможно, в пятидесяти футах под руинами, находилась дверь из черного железа с огромными красными заклепками. Уртаг нерешительно постучал в нее, и этот звук отозвался в той палате, куда вела эта дверь.
– Кто пришел, чтобы нарушить покой дремлющего бога-Дракона энгараков? – раздался из-за двери приглушенный голос.
– Я Уртаг, Верховный жрец Камата. – Голос гролима дрожал от ужаса. – Как приказано, я доставил пленных апостолу Торака.
Наступила тишина, а затем раздалось громыхание тяжелой цепи, за которым последовал скрежет огромной задвижки. Дверь медленно, со скрипом, открылась.
Се'Недра разинула рот. В дверном проеме стоял Белгарат! Прошла целая минута, прежде чем ее удивленные глаза начали находить некоторые различия, которые сказали ей, что седой человек, стоявший перед ней, на самом деле не старый чародей, а кто-то, столь похожий на него, что они легко могли бы сойти за братьев. Сколь бы ни были малозаметны эти различия, они тем не менее ощущались очень сильно. Во взгляде человека, стоявшего в дверном проеме, сочетались и печаль, и ужас, и ненависть к себе, но все затмевало всепоглощающее обожание этого человека, испытываемое им к своему страшному господину.
– Приветствую тебя у гробницы одноглазого бога, Полгара. – Такими словами он встретил чародейку.
– Прошло много времени, Белзидар, – отвечала она со странным безразличием в голосе.
– У меня нет больше права носить это имя, – сказал он, но в его тоне чувствовалось некоторое сожаление.
– Это было твое решение, Зидар.
Он пожал плечами.
– Возможно, а возможно, и нет. Может быть, то, что я делаю, тоже необходимо. – Зидар толкнул дверь, чтобы распахнуть ее пошире. – Входите же, если желаете. Этот склеп обитаем, хоть и не пригляден на вид. – Затем он взглянул на Уртага. – Ты исполнил свою службу, Уртаг, Верховный жрец Торака, а каждая служба должна быть вознаграждена. Входи. – Зидар повернулся и ввел их в находившуюся за дверью сводчатую залу. Стены ее были сложены из огромных каменных блоков, а потолок поддерживали огромные железные арки. Пылающие по углам жаровни чуть разгоняли царивший здесь холод, казалось, исходящий от камня и железа. В середине комнаты стояли стол и несколько стульев, а у стены лежали куча беспорядочно сброшенных друг на друга тюфяков и целая кипа серых шерстяных одеял.
Зидар немного задержался у стола, чтобы взять одну из стоявших там свечей, а потом провел их по полированному каменному полу к сводчатому алькову, помещавшемуся в дальней стене.
– Твоя награда, Уртаг, – сказал он гролиму. – Подойди и узри лицо твоего бога. – Зидар поднял свечу.
В алькове в каменном саркофаге лежала огромная фигура, облаченная в черные одежды и укрытая черным покрывалом. Лицо скрывала блестящая стальная маска, глазницы которой были закрыты.
Уртаг лишь раз с ужасом взглянул на эту фигуру и тут же распростерся на полу.
Затем послышался резкий, скрежещущий звук, и фигура, лежавшая в алькове, слегка шевельнулась. Се'Недра, охваченная страшным волнением, смотрела, как огромное стальное лицо неторопливо повернулось к ним. На какой то момент открылась левая глазница. Черный провал на мгновение озарила зловещая искра мертвенного пламени. Стальная маска вдруг ожила, как будто это было лицо из плоти, и на ней появилась гримаса презрения к распростершемуся на каменных плитах жрецу, а блестящие губы принялись что-то глухо шептать.