Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Шрифт:
– Только не забудьте, что телефонные разговоры я слышала совершенно случайно, – прищурилась Ирена.
– Само собой, – кивнул Улдис. – А теперь позвольте откланяться и принести извинения за некоторую бесцеремонность.
– Может быть, все–таки сварить кофе? – неуверенно предложила Ирена. – Вы все–таки были как бы в гостях…
– Спасибо, но я не признаю полумер. И у меня сегодня еще куча дел.
– По этому же поводу?
– Любопытство разрешено лишь врачам и оперативным работникам.
– Следовало бы позволить ее и работникам торговли – в особенности как средство самообороны.
Они рассмеялись, одновременно поднялись и направились к двери.
«До сих пор нормально, – размышлял Стабиньш по дороге на вокзал. – Ирена сказала ровно столько, сколько хотела, хотя пыталась создать впечатление, что сказала куда больше; ничего, придет время, когда она заговорит откровенней. Терпение!»
XV
– Ну, пожалуйста! – И Розниекс рокировал в длинную сторону. – Теперь вам так просто до меня не добраться.
Кубулис помедлил, задумчиво грызя спичку, и пошел конем.
– Не будь так уверен!
Младший сын Кубулиса, Ивар, наморщив лоб, собирался что–то подсказать противнику своего отца.
– Тихо! – Кубулис слегка ткнул его в бок. – Солидарность молодежи я ценю, но пускай выкручивается сам. Раз уж он следователь, то должен предвидеть все ходы противника.
Валдис, подперев голову ладонью, углубился в обдумывание.
– Если бы я умел предвидеть ходы, то давно нашел бы того, кто сбил Зиедкалнс. Однако, чтобы угадать действия противника, надо хотя бы знать, кто он. – Валдис двинул ладью. – Невероятно, но факт. Чем больше мы углубляемся в дело, тем меньше в нем ясности. Слишком уж сложны эти ходы противника.
Кубулис откинулся в кресле.
– Тогда, может быть, я напишу рапорт, чтобы из Риги прислали следователя по особо важным делам?
Ивар поднялся и вышел из комнаты. Сейчас они снова начнут о работе, шахматы – это у них было просто так.
– Отдавать начатое, конечно, неохота, – сказал Розниекс. – Но может, я, и правда, не справляюсь? – Он поднял слона, повертел в пальцах, оглядел и поставил на место. – Давно не чувствовал себя до такой степени беспомощным.
Кубулис покачал головой, встал и подошел к двери.
– Ивар, ты где там? Принеси нам, пожалуйста, чаю и яблок!
Среди своих было известно: если Кубулис просит чаю с яблоками, значит, он настроен на серьезный разговор. Ему нравилось сидеть в мягком кресле у шахматного столика, в приятной тишине без телефонных звонков, посетителей, начальства, сидеть и неторопливо разбираться в вопросах, которые он считал неотложными и важными. И на этот раз, когда старик пригласил Розниекса, чтобы, как он сказал, проиграть ему партию–другую, Валдис понял, что предстоит разговор.
– Знаешь что, приятель, – сказал Кубулис, вернувшись на место, – мне твое нытье стало уже надоедать. Мог бы одолжить хоть немного самоуверенности у следователя Апниса, а ему не мешало бы позаимствовать у тебя рассудительности и работоспособности. – Он отодвинул шахматы в сторону, освобождая место для принесенного Иваром чая. Розниекс, не дожидаясь приглашения, взял стакан, положил три ложки сахара и стал задумчиво помешивать.
– Видите ли, мэтр… – он прищурился, словно готовясь объявить шах. – Поездка Зиедкалнс в Пиекрастес была первым этапом тщательно разработанного плана преступления; следующим этапом было ее убийство. Оба эти звена тесно связаны. Преступник не просто выследил ее, но заранее знал, когда и куда она поедет.
– Ловушка?
– Наверняка. Кто–то вызвал ее в Пиекрастес, и она, видимо, была в этой поездке заинтересована.
– Почему ты так считаешь?
– Из–за стечения многих обстоятельств. А именно: Зиедкалнс преждевременно берет вдруг частичный отпуск, хотя собиралась через месяц ехать в санаторий, снимает с книжки тысячу рублей, значительную часть отложенных за много лет денег, – и едет поздно вечером, не днем, а именно вечером, когда легче на нее напасть, сбить и скрыться в темноте. – Розниекс медленно пошевеливал ложечкой. – Эта поездка в Пиекрастес – не повседневное, а чрезвычайное событие, преследующее, видимо, какую–то цель. Другое дело, если бы она ездила так каждый вечер, допустим, с работы домой. Тогда можно было бы думать даже о случайном стечении обстоятельств.
– Да, логика в этом есть, – медленно кивнул Кубулис, обдумывая услышанное. – Но мысли, друг мой, даже логичные – всего лишь мысли, а не доказательства. Только Шерлок Холмс мог позволить себе на основании логических умозаключений обвинить или оправдать кого–либо, и то лишь потому, что он был выдуманным героем. Факты, факты, вот что неопровержимо. – Он взял стакан, пригубил. – Сейчас у нас есть множество предположений, которые, весьма возможно, недалеки от истины. Хотя кое–что можно истолковать и иначе. Например, то, что она взяла деньги из сберкассы, может и не быть связанным с поездкой.
– Это деталь. В основном мои выводы основаны на фактах, – Розниекс почувствовал себя слегка уязвленным.
– Я не оспариваю твоих аргументов, я проверяю их крепость.
– Есть и другие обстоятельства, говорящие в мою пользу.
– Какие?
– Во–первых, – Розниекс загнул палец, – Зиедкалнс сказала сыну, что едет погостить у подруги.
Кубулис выбрал красное яблоко, разрезал на ломтики и, словно священнодействуя, один за другим опустил их в чай.
– Допустим…
– Мы выяснили, что никто с работы не приглашал ее и ни у кого нет дачи в Пиекрастес.
– Значит, она сказала сыну неправду.
– Он уверяет, что она была очень правдивым человеком и никогда не обманывала его.
– Она и не умела обманывать. Ведь сын легко мог установить это, встретившись с кем угодно с ее работы.
Розниекс маленькими глотками пил чай и ел принесенные Иваром бутерброды.
– Значит, у нее были серьезные причины скрыть истину от сына. Во–вторых, – он загнул другой палец, – незадолго до происшествия ей неоднократно звонили на работу. Содержание разговоров позволяет предположить, что они были связаны с этим делом.