Последняя индульгенция
Шрифт:
– А мне – нет, инспектор Стабиньш, – официально отрезала Ирена. – Нельзя ли отложить разговор до завтра? Я очень занята.
– Свидание?
– Видно, что вы сыщик.
– И самолюбивый к тому же. Не думаете же вы, что такой замечательный парень, как я, позволит кому-то обогнать его. Через десять минут буду ждать в парке, у памятника Райнису.
– А если я не приду?
– Найду соперника и вызову на поединок. Пистолеты у меня имеются.
– Уже сегодня? – Ирена вошла в роль.
– Сегодня же, сегодня или никогда! – голос Стабиньша звучал категорически. – Жду! – и трубка щелкнула.
– Нахальство! –
Некоторое время она стояла неподвижно, потом медленно сняла трубку, стала набирать номер. Посмотрела на часы и снова передумала.
– Глупость, – вполголоса проговорила она. – Противно. – И вдруг облегченно вздохнула, тряхнула темными, вьющимися волосами. – А может, так и лучше. – Отведя руку от телефона, крикнула: – Девушки, слышите? Или оглохли? Я побежала, закрывайте без меня!
Недалеко от троллейбусной остановки она снова засомневалась, замедлила шаг. Подходила «шестерка». Ирена рванулась вперед, потом так же резко остановилась, махнула рукой, перешла через улицу и села в троллейбус, шедший в противоположном направлении.
У памятника Райнису Стабиньша не было. Ирена обиженно прикусила губу, повернулась и, гордо подняв голову, зашагала прочь. Ждать мужчину? Никогда! Будь он хоть министром, не то, что инспектором милиции.
– Не люблю изображать осла, что топчется на условленном месте, – услышала она за спиной. – Вот отсюда прекрасно просматривается и памятник, и остановка!
На этот раз Стабиньш был одет по моде и выглядел совершенно иначе, чем тогда в магазине.
– По вашему приказанию явилась, – она взглянула, прищурившись. – За неподчинение органам власти грозит наказание. Вы смело могли напомнить мне об этом по телефону.
Стабиньш улыбнулся.
– Не было надобности. Вы же когда-то учились на юридическом, были уже на третьем курсе.
– Ах, вам и это известно! Ну, где же мы станем писать протокол?
– За столиком в кафе, если никто не помешает. – Он дружески взял Ирену под руку. – Так будет лучше. Иначе люди подумают, что мы в ссоре.
– Пусть уж лучше принимают за влюбленных, не так ли? – иронически произнесла она, но в ее словах Стабиньш почувствовал нескрываемую злость.
– Несомненно. И влюбленный парень, не зная, с чего начать, как повести разговор, говорит, как все в подобных случаях: «Расскажите что-нибудь о себе!»
– А она спрашивает: «Что же вам рассказать?»
– Ну хотя бы – почему вы, способная студентка, бросили юридический факультет и пошли работать за прилавок.
Вопрос больно ужалил. Ирена остановилась. В глазах блеснул и тотчас погас упрек. Улдис понял, что нащупал слабое место, которое следует использовать, чтобы пробить скорлупу неприступности и сопротивления, которую девушка всячески старалась сохранить.
Улдис с интересом наблюдал за ней, бросая короткие взгляды. Ирене могло быть лет двадцать пять или около этого. Вьющиеся каштановые волосы, чуть раскосые серо-зеленые глаза, их взгляд – уверенный, даже вызывающий; тонкие, упрямые губы свидетельствовали о сильном характере. Улдис увидел в ней женщину, которая знает, чего хочет, привыкла сама решать и сама нести ответственность за свои решения, сама направлять свою судьбу.
Несколько
– Продавщица, что же в этом плохого? Всякий труд ведь почетен.
– Кто спорит? Но вы же мечтали стать…
– Актрисой, совершенно верно, – подхватила она, – но не вышло. Поступила на юридический, а сейчас надеюсь со временем стать директором магазина. Так будет лучше, – приняла она вызов.
– Выгоднее?
– Пусть выгоднее. Разве это не одно и то же? Почему вы стали милиционером, извините, работником милиции?
Стабиньш чувствовал, что ему еще не удалось установить прочную связь с ершистой девушкой.
– Не потому, чтобы это было выгодно. Но разве Зале собирается на пенсию?
– Наш магазин – не единственный на свете.
– И вы пойдете садиться на чужую пороховую бочку.
– Почему так? – Ирена столкнула ногой камешек с тротуара.
– Потому, что там, где директора снимают, обстановка бывает взрывоопасной.
– Думаете, на своей бочке сидеть безопасней?
«Прекрасно! – обрадовался Стабиньш. – Первая птичка вылетела. Умный никогда не станет недооценивать другого. Посмотрим, как далеко она зайдет».
– Ну, тут вы хотя бы знаете, чем бочка начинена и можете хоть что-то регулировать.
Ирена с любопытством взглянула на спутника.
– А вы знаете?
– Что именно?
– Чем начинена наша бочка?
Он едва не довел себя до проигрыша и мгновение не знал, что ответить. Затем спросил:
– А Зиедкалнс тоже знала, что там внутри?
– Я не телепат, чужих мыслей не читаю.
– Зачем же быть телепатом? Есть пути попроще, чтобы узнавать о другом то, что нужно.
– Ну, это уже из вашей области. Вы полагаете, что я подслушивала телефонные разговоры Ольги и шпионила за ней? – Ирена надула губки. – Господи, какой примитив! Я только стояла на страже доброго имени нашего передового, ударного коллектива.
– И Зиедкалнс могла запятнать это доброе имя?
– Запятнать можно грязью – или же неопровержимыми доказательствами. Ольга же могла только, скажем, ошибиться по незнанию и тем бросить тень на коллектив. Это было нежелательно. – Ирена прищурилась и из-под длинных ресниц хитро взглянула на Стабиньша. Он ответил своей привлекательной улыбкой.
– Нежелательно кому: Зале или высшему начальству?
– Всем. Но прежде всего – самому коллективу.
«М-да, – подумал Стабиньш, – она из молодых, да ранних: словно бы и не говорит ничего – и в то же время дает понять многое. Что же, продолжим игру, милая, я не возражаю».
– Значит, Зиедкалнс все же могла представлять опасность для коллектива – или для директора? Недаром Людовик Четырнадцатый сказал: государство – это я.
– Видите ли, Зиедкалнс обладала преувеличенным чувством честности, правдивости. Таким трудно работать, и с ними работать тоже трудно. Вы сами знаете: у нашей работы своя специфика, и не всегда прямой путь – самый верный. – Ирена говорила серьезно, но в глазах все еще поблескивали озорные огоньки. – Директор Зале, особенно в последние годы, старалась обходиться без Зиедкалнс даже в вопросах, которые касались непосредственно отдела Зиедкалнс.