Последняя искра
Шрифт:
«Улетел, — прикрыла я глаза, ощущая очередной укол меж рёбер. — Шарар улетел. Без меня».
Чёрт побери! Да что этому тёмному ещё от меня нужно?! Разрушить меня до основания и пустить прах по ветру?
От меня же и так ничего не осталось! Он это знает. Так зачем ходил к дракону? На кой чёрт продолжает лезть в мою жизнь?
Ни слова больше не говоря, я резво развернулась, а сделав всего пару шагов, обернулась. Посмотрела невидящим взглядом на кучерявого, вновь испуганно завращавшего глазами, и вынула из кошеля на поясе ещё пару монет.
— Извини, — бросила пустыннику медяки вместо прощания и теперь уже решительно направилась прочь. — Купи себе жилетку взамен испорченной, Набо. И поумерь наглость впредь. Целее будешь.
Глава 20. Корабли в моей гавани…
Места себе от тревоги я найти никак не могла. Поняла это лишь спустя полчаса после возвращения и бесцельного блуждания по покоям то в поисках халата, то полотенца для ванны.
На город опустилась ночь, а установленная на столе в гостиной каменная дощечка рунной почты светилась неподвижным фиолетовым светом. Вестей от Шарара всё не было, но я, нервно перебирая шелковые кисти казённого халата, не оставляла надежды.
Чтобы не изводить себя пустым ожиданием, решила заняться делом. Перетащила учебную сумку и вещевой мешок в гостиную. Однако времени, чтобы уложить вещи мне много не потребовалось. Полчаса и дело сделано.
Один ученический костюм красовался теперь на плечиках в шкафу. Его я, подобно прочим студентам, наметилась надеть завтра, а другой — уложен в сумку с остальной одеждой.
В поисках занятия я несколько минут бесцельно протаращилась в шкаф с обновками, что для меня прислал Ассаро. Подумав, всё же бережно взяла одно платье. Самое красивое, как мне казалось.
Длинное, узкое, как футляр. С открытыми плечами, вышитое серебряными и золотыми нитями и оттого переливающееся от холодных ледяных оттенков до алых, раскалённых.
Вернувшись в гостиную и аккуратно сложив драгоценное платье, завернула его для верности ещё и в платок, и только тогда уложила в мешок к остальным вещам.
Рогатик, скорее всего, взбесится, когда узнает, что я все не забрала, но куда же мне их тащить? Получится, заберу с собой на Землю, хоть одно. На память. Уж поди не растает оно в нашем мире, как наряд Золушки после полуночи.
Землю… Ну и как мне без руны Натаны на неё попасть?
— Чёрт побери, ну и дура же я! Словно вчера на свет родилась.
На полпути остановив ладонь ко лбу, я просто в бессилии рухнула на софу. Лупить себя почём зря поздно. Нужно думать, что делать.
Варианты были. Первый — перебороть себя, узнать у Эданы руну почты Велора и прямо потребовать список магических символов, использованных Натаной. Второй — снова призвать госпожу Рысь, в надежде, что однажды она получится не ломаным киборгом, а практически живым, здравомыслящим существом.
И если первый вариант по ряду причин вызывал неимоверную тяжесть в груди, то второму я отдавала предпочтение без раздумий. Кажется, даже моё пламя от подобных мыслей оживилось, разгоняя сердце до сумасшедшего стука.
Напоследок пройдясь по спальне, ванной и гостиной, проверяя, не оставила ли чего из вещей ненароком, я уселась на софу. Одарила мрачным взглядом по-прежнему безжизненную почтовую руну и открыла коробочку с кинжалом.
Восторг снова охватил, стоило только коснуться рукояти. А так как моя стихия разбушевалась не на шутку, пока ещё вежливо прося выпустить ее хотя бы в виде крохотного, спичечного огонька, магия беспрекословно окутала запястье, проникая нитями в металл.
Камни Огня жадно засверкали, впитывая потоки. Насыщались, будто кровью и едва заметно пульсировали.
— Ну что, довольно? — отложив заряженный до отказа клинок, в шутку спросила я у пламени, откинувшись и подтянув к груди колени, забираясь на софу с ногами. — Уж я-то определённо.
Благо ответа не последовало.
Свернувшись калачиком и уложив голову на подлокотник, я принялась гипнотизировать рунную дощечку, когда птички ахайя защебетали в клетке.
Они всегда трещали без умолку, но сейчас хохлатый заливался особенно мелодичной трелью. Я перевела взгляд на клетку, и грудка у него в то же мгновение засветилась. Заблестели пёрышки, становясь прозрачными и одеваясь в голубую дымку.
Вот только объект птичьих ухаживаний оставался невозмутимо-спокоен. Пташка чистила пёрышки, крутила головкой, и я забеспокоилась, не бывает ли у крылатых глухоты Потому как даже у меня сердце заныло от проникновенности мелодии, а малявке хоть бы хны.
Я поднялась с софы, подходя ближе к клетке, а магия насквозь прошила грудку незадачливого, хохлатого кавалера. Взвилась, как жар от раскалённой печи, оставляя лёгкий иллюзорный шлейф. Тут же в ответ зазвучала песенка, а грудка своенравной птахи засияла золотом.
Сорвавшись с жёрдочки, малышка взлетела и зацепилась лапками за прутья. Раскачивалась из стороны в сторону, качала головкой и пела так проникновенно, будто всему миру хотела рассказать о том, что наконец разглядела своего суженого.
Пусть он и был до тех пор в замкнутом с ней пространстве круглосуточно.
Магия рождает любовь. Выходит, любовь всего лишь иллюзия? Побочный эффект очарования?
Нет. У птах, увы, не любовь. Это инстинкт выживания требует от них влюблённости. Создаёт все условия, лишь бы размножались. Но однажды грудка у хохлатого погаснет. Погаснут пёрышки и у его подруги. Разлетятся по разным концам жерди. И вроде рядом, а в упор друг друга видеть не будут.
Вот и сказке конец.
А Дракула прав. Нельзя накрепко влюбиться за месяц-два. Нельзя понять, любишь ли, пока «светится грудка». Истинное чувство не рождается в сиянии и песнях. Оно рождается в муках. Всё живое рождается в муках, если уж по существу говорить. А уж сияют ли от неё глаза или ещё органы какие…
Погружаться в глубокий самоанализ и копаться в душе в поисках ответа сил не было. И кажется, я впервые в жизни поняла, для чего нужны мозгоправы.
Машины чинят механики, в компьютерных софтах ковыряются программисты, ну или люди, имеющие к этому определённую склонность. Помню, как Ярик не раз, как мне казалось, в два клика мышью возвращал мой едва на тот свет не отправившийся ноутбук.