Последняя истина, последняя страсть
Шрифт:
– С чего? – спросил майор Ригель.
– Любовник у нее появился.
– Любовник? Кто? Когда?
– Кто – не знаю. – Домработница не смотрела на них. – А когда началось все у нас в городе с этим мусорным полигоном, со стройкой. Она, может, думала, что он занят, не до нее ему. И начала роман за его спиной крутить. А он узнал. Разъярился.
– Они хотели развестись?
– Насчет этого не знаю. Он ей как-то сказал при мне – от меня не так просто избавиться, дорогуша. А она ведь приехала в Москву откуда-то с юга. То ли из Краснодара, то ли из Сочи. Здесь у нее в наших местах никого. Туда возвращаться не солоно хлебавши?
– Почему вы ушли от них? – спросила Катя.
– Я не уходила. Это он меня уволил.
– По какой причине?
– Без причины. Я утром прихожу, дверь открываю, а он дома. «Тамара, вы уволены, мы в вас больше не нуждаемся. Вот деньги за начало месяца». И пинком меня буквально. Решил, наверное, что я потворствую ей в шашнях с любовником? Так я ничего такого не делала. Правда, сочувствовала ей, когда он бил ее. Может, ему это неприятно было? А по какой причине все эти расспросы ваши?
– Алексей Кабанов убит, – ответил майор Ригель. – Это часом не вы его?
– Да вы что! – воскликнула домработница. – А как убили-то? Где? Дома?
– Мы разбираемся. – Ригель изучал ее. – Если вы что-то знаете, Тамара…
– Я ничего не знаю!
– По-вашему, жена могла убить его? – спросила Катя.
– Нет. Но…
– Что?
– Если бы мне кто-то сказал сразу после свадьбы про мою «шершавую жопу», я бы прямо там за столом вазой его по башке!
– А любовник мог?
Домработница пожала плечами.
– А брат его младший Петр, он бывал у них? – осторожно спросила Катя.
– Петя? Так они же ненавидели друг друга.
– Ненавидели? За что?
– Не знаю. Лесик-то брата просто презирал, в грош не ставил. А тот молодой, с нервами не справлялся.
– Так он же не бывал у них дома, как вы сказали, или бывал? – не отступала Катя. – Откуда вам все это известно?
– Он бывал, когда старшего дома нет. Заезжал, но это всего раза три было.
– Заезжал к кому? Может, к матери, когда она гостила?
– Мать в их дом в Малаховке не заглядывала, она Ульяну терпеть не могла, – ответила домработница. – А Петя приезжал к Ульяне.
– Так что насчет любовника? – снова спросил майор Ригель. – Так уж ли вы и не знаете, кто это был?
– Понятия не имею. – Бывшая домработница Кабановых подошла к двери и открыла булочную для покупателей, демонстрируя, что больше на вопросы полиции отвечать не намерена.
Глава 6
Сорок бочек арестантов
С некоторых пор, что бы он ни делал, куда бы ни ехал, чем бы ни был занят, что бы ни говорил – его глаза… его душа…
Его глаза видели лишь ее. Хотя ее не было рядом.
Его душа устремлялась к ней.
Его тело…
Там тлел пожар. Не угасал.
Его сердце… Оно болело сильно. Как в старой немецкой балладе Иоганна Гердера [1] , которую он переиначил.
Наивный – я от счастья орал,гостей на свадьбу к себе созывал,И вдруг увидел в гуще теней —Ее… принцессу средь книжек и фей…Сердца она коснулась рукой —от боли я вздрогнул – Ты – алмаз мой [2] .1
Иоганн
2
Вольный перевод с нем. Вальтера Бухгольца.
Он влюбился в нее в четвертом классе. Девочка Лиза с рыжими косичками, в джинсах и розовом пальто, глянула на него и сказала: «Вилли, ты ненормальный, зачем ты вырвал себе зуб?» Он, и правда, выдрал себе молочный зуб из десны – только чтобы привлечь ее внимание. И бросил к ее ногам. Его первый дар ей – девочке с рыжими косичками, в розовом пальто.
Лиза Оболенская. Лизочка… Лизбет.
По-настоящему она обратила на него внимание лишь в девятом классе, когда им обоим было по шестнадцать. В десятом классе он пылко объявил матери, что женится только на Лизе Оболенской, сразу, как станет совершеннолетним. Но ее родители и слышать о таком скоропалительном союзе не хотели. Ему – Вилли Ригелю – приказано было и на пушечный выстрел к их дочери не подходить. Вилли после школы отослали с глаз долой из Староказарменска. Вместо географического факультета МГУ, о котором он мечтал, отправили к омской немецкой родне – в тамошнюю полицейскую школу.
Там и родился на свет настоящий Вилли Ригель.
Среди его немецких предков, переехавших в Россию из Померании еще при Петре Великом, имелись картографы, географы, инженеры-путейцы, один участник экспедиции Пржевальского, один сибирский генерал-губернатор, один полицмейстер, один герой Балканской войны, один павший на дуэли за женщину вертопрах и один «белобандит» из армии барона Унгерна. Пестрая компания!
За унгерновского белого штаб-ротмистра его семья жестоко платила и в двадцать пятом, и в тридцать пятом, и в тридцать седьмом. Из Питера всех предков-дворян распихали по тюрьмам, сослали кого в Тобольск, кого на Колыму. А в сорок первом две трети родни вообще расстреляли. Из всего рода фон Ригелей осталась лишь младшая ветвь. И он – один из последних.
В Питер они так и не вернулись. Отец после аспирантуры попал в закрытый «почтовый ящик» – времена уже переменились. А затем стал ведущим инженером-конструктором НПО, переехал с молодой женой в Староказарменск в Подмосковье. Этот городок после войны почти весь построили пленные немцы. Наверное, в этом было что-то символичное. Как вечное напоминание.
После омской полицейской школы Вилли Ригель еще четыре года пахал старшим группы спецреагирования в Анжеро-Судженске, потому что не мог найти места в полиции Подмосковья. А затем перевелся в ГУВД Московской области.
Как раз вовремя. Лиза Оболенская выходила замуж за его одноклассника. Тот после финансового института двинул на биржу в брокеры и как-то быстро пошел в гору, наколотил бабок. Он пригласил приятеля на свадьбу.
Вилли Ригель выпил шампанского и пожелал молодоженам счастья. Затем они с другом школьным дернули коньяка.
– Рад тебя видеть, братан, – объявил счастливый жених.
– Это ее выбор?
– Да. Что поделаешь? Она выбрала меня, хотя… Я знаю, как у вас с ней все было. Она мне сказала.