Последняя крестьянка
Шрифт:
– Ну, например… закопать. Или… утопить.
Все оглянулись на котенка. С ним в стороне со смехом возились маленькие ребята. Ванька мгновенно отобрал у них котенка и сунул под рубаху. И сразу же с нежностью ощутил на груди теплое прикосновение маленького тельца и легкое поцарапывание его лапок.
– Ну вот, Ванюша, ты и доказал, что никакой ты не сильный, а – слабак.
Слюнтяй и слабак. По всему видно, – заключил Серега и снова мастерски сплюнул себе под ноги.
Надо сказать, что плевать он умел здорово, сквозь зубы и как ребята ни старались подражать ему, достичь такого же высокого мастерства они не могли.
Итак, Ваньку назвали слабаком, да еще слюнтяем и трусом, причем презрительно Ванюшей, как называла его только
– Гады! – выкрикнул он каким-то не своим визгливым голосом.
– Я докажу вам, я убью его! Я его закопаю! Я вам докажу…у! – продолжал он кричать, но уже бежал, не разбирая дороги к дому Он уже не слышал, как что-то отчаянно кричал ему Колька, попытавшийся бежать следом, но прижатый крепкими Серегиными руками к земле. И не видел завязавшуюся на пустыре драку. Злость и обида душили Ваньку.
Дальнейшее он помнит не очень отчетливо. Он смутно помнит, как добежал до сарая, долго не мог попасть ключом в замок, как в сарае нашел лопату, как за огородами выбрал место для ямы… Вот он судорожно копает яму… А котенок в это время сидит рядом и, склонив голову на бок, доверчиво и с любопытством смотрит на то страшное, что делает его хозяин. Быстрей, быстрей, быстрей!.. – стучало в голове у Ваньки. Он взял котенка, положил его на дно ямы и поспешно дрожащими руками стал сгребать на него землю. Котенок заупирался, попытался вылезти, жалобно запищал, но Ванька, придерживая упирающегося котенка одной рукой, быстро набросал сверху земли, кусков дерна, схватил лопату и, стараясь не слышать глухой писк Карнауха, побежал к дому. Его трясло. Ванька хотел идти домой, но понял, что не сможет сейчас сидеть в комнате, и повернул к недалекому лесу. Он опять побежал. Он бежал, не зная куда, сворачивая на разные тропинки и стараясь подальше убежать от страшного места. Наконец, бросился на траву вниз лицом и замер. Затем повернулся на спину. На светлом еще небе бледными огоньками обозначились звезды. Какая-то серая птичка легко прыгала с ветки на ветку близстоящего дерева. Ванька вспомнил, как Карнаух недавно принес в зубах похожую птичку и смешно ворчал, когда мальчик пытался отобрать у него добычу. Он улыбнулся… И вдруг, будто молния пронзила измученное Ванькино сознание.
– А Карнауха-то нет и никогда не будет. Я только что убил его! За что? Чем он виноват? Зачем я это сделал?. Он вскочил. Он только сейчас понял, Что натворил.
– Я предал его! Я – фашист! Зачем я убил его!
А сам уже, не разбирая дороги, изо всех сил бежал к тому месту, где закопал котенка. Ветки хлестали его по лицу, он спотыкался, падал, вставал, снова падал…
– Только бы успеть, – шептал он, – только бы успеть…
Вот и яма. Откинув пласт дерна, Ванька снова услышал глухой отчаянный писк.
– Живой! Мгновенно разрыв землю, Ванька достал дрожащего, пищащего котенка, прижал его грязное худенькое тельце к лицу и, перемешивая свои слезы с грязью, зашептал:
– Прости… прости… прости…
И когда нес котенка домой, продолжал твердить уже более спокойно:
– Прости меня, дурака, Карнаух, прости.
Стемнело. В окно Ванькиной комнаты заглянула луна и осветила кровать, а на ней крепко спящего мальчика. Рядом с ним, постоянно вздрагивая, спал серый котенок.
На следующий день, вопреки обыкновению, за Ванькой никто не зашел. Он надел куртку, день был прохладный, посадил котенка за пазуху и пошел на пустырь.
– Меня сегодня назовут слабаком и трусом, – спокойно сказал он котенку.
– Будут издеваться, может и играть со мной не станут. А нам с тобой, Карнаух, плевать, главное – ты жив.
На пустыре первым Ванька увидел Серегу. Он сидел, прислонившись спиной к пню, и лениво строгал палку. При виде Ваньки Серега хмуро глянул на него и ничего не сказал. Ванька обратил внимание на исцарапанное лицо Сереги. Это – Колька, – екнуло в груди у Ваньки. С другой стороны пня на него с любопытством посмотрел Витька. Ванька с независимым видом прошел мимо. Остальные ребята сидели поодаль. Они явно ждали его и лениво перекидывались в карты. Ванька подошел к ним. Они сделали вид, что не заметили подошедшего.
– Предатель! – громко и многозначительно сказал один из них, с силой бросив карту в колоду.
– Дурак! – сказал другой, сделав то же самое. И довольно неумело сплюнул через разбитую губу.
– Фашист, – вставил третий и с презрением посмотрел на Ваньку. Все встали. Смотрели на него как на чужого. А Колька, осторожно трогая распухший нос, зло сказал:
– Ну что, живодер, закопал Карнауха? Вон морда какая довольная.
Ванька ответить не успел.
– Мяу… – послышалось из-под куртки. Ребята остолбенели. А когда Ванька рванул молнию и из куртки показалась знакомая мордаха с наполовину загнутым ухом, произошло что-то невероятное. То ли общее помешательство, то ли еще что-то, отчего ворона, сидевшая недалеко на дереве, испуганно сорвалась и улетела подальше. А на самом деле это просто, держась за животы, хохотали ребята. Колька подскочил и вытащил котенка из куртки. Кто-то дал Ваньке дружеского тумака, Ванька ответил тем же. И через минуту хохочущая и визжащая куча-мала мало что оставила от вчерашнего кажущегося разногласия в их дружной мальчишеской компании. Котенок переходил из рук в руки, а Ванька сидел рядом, смотрел на ребят и, не стесняясь их, размазывал по лицу уже начинающие высыхать счастливые слезы. Немного успокоившись, ребята увидели, как с пустыря уходил Серега. Позади шел Витька. Серега, почти завернув за угол, обернулся и громко крикнул: – Ванька, ты не слабак! Слышишь, Ванька, не слабак ты.
12.12.2012 г.
Баллада о котятах
Со временем все забываем,
Все гаснет в туманном краю,
Одна же картинка простая
Впечаталась в память мою.
Вот с внуком отец на скамейке,
Припомнился сердца толчок –
Не вижу котяток семейку,
Вцепился в лопату внучок.
И, глядя на эту лопату,
Я внука постигла беду –
Отец прошептал виновато –
Котят закопал я в саду.
И эту житейскую фразу
И взрослому трудно понять,
Но детский доверчивый разум
Не может, не хочет принять.
И чувствует внука сердечко –
Вот-вот совершится беда,
И все мироздание вечное
Обрушится вмиг навсегда.
На деда с отчаянной болью –
Отчетливо помню сейчас,
Смотрели с недетской мольбою
Озера огромные глаз.
В них все – изумленье и горе,
Надежда, тревога, мольба,
Как будто не мальчика Вовы,
А мира решалась судьба.
Секунды беду приближали –
Но вдруг еще можно вернуть.
Ну, дедушка, – губы шептали.
На внука не мог он взглянуть.
Но все ж неизбежно решенье,
Дед трогает внука плечо –
Сегодня и впрямь воскресенье,
Беги, может, живы еще.
Как будто плотину прорвало,
Нарушен житейский обряд,
Внук с ревом – а вдруг опоздал он –
Несется к могиле котят…
Лежала не нужной лопата,