Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане

Шигин Владимир

– Не сметь стрелять в лежачего.

Однако в “лежачего” выстрелили и ранили Мазурова вторично в грудь навылет. Командир капитан 1-го ранга Лозинский смело вышел на мятежников и начал кричать и призывать к порядку. На него напирали с ружьями наперевес. Лозинский стал хватать руками ружья за штыки и кричал:

– Что вы делаете? Опомнитесь! Уберите ружья!

Несколько штыковых ударов в грудь свалили маленького Лозинского с ног. В это время мы вышли из командирского помещения в батарейную палубу и увидели лежачего командира. Мы сразу бросились его поднимать, и нас никто не тронул. Лозинский хрипел и харкал кровью и не мог говорить. Мы внесли его в командирское помещение, в спальню, и положили на кровать. Мазурова мы снесли в кают-компанию на диван. Кают-компания обстреливалась сверху через световой люк.

Когда таскали и разбирали винтовки из палубы в кают-компанию, старший механик Сергей Прокофьевич Максимов принимал самое деятельное участие, приносил охапки ружей из палубы. В кают-компании, я помню, он подошел ко мне и спросил:

– Как вынуть затвор из ружья? Он не идет.

– Нажмите курок.

Потом сказал:

– Я на минуту сбегаю в каюту.

Каюта старшего механика выходила в жилую палубу около кают-компании. Максимов ушел, и больше мы его никогда не видели.

Как потом оказалось, в каюте Максимов хотел что-то достать, или спрятать какие-то семейные реликвии или карточки. Может быть, что-нибудь самое дорогое. В это время в его каюту ворвалась ватага вооруженных мятежников во главе с машинистом Бортниковым. Наскочив на Максимова, Бортников начал бить его тяжелым рашпилем по голове. Другие тоже приняли участие, и Максимов был забит насмерть…

Офицерский состав таял. Мятежники наступали. Кают-компания и адмиральское помещение обстреливались со всех сторон. На бакштове, за кормой, стоял ревельский портовый таранный баркас (малый буксир). Инженер-механиков Высоцкого и Трофимова надоумили поднять на нем пары. Механики спустились на баркас и вместе с эстонской вольнонаемной командой стали лить керосин, жечь паклю и доски, поднимая пары. С кормового балкона мы стали спускать на баркас раненых. Спустили командира, Селитренникова, Вердеревского. Стали садиться остальные. Мы с Саковичем хотели вытащить раненого Мазурова и спустились в кают-компанию. Мятежники не дремали и стали с палубы стрелять по таранному барказу, стоящему на бакштове. Ждать было больше нельзя. Баркас отдал бакштов и стал малым задним ходом отходить. Пару в котле еще было мало.

На верхней палубе опять начались крики и улюлюканье. Это бунтари пришли в ярость оттого, что часть офицеров может уйти. Началась беспорядочная ружейная стрельба. Вскоре присоединился пулемет с фальшборта.

Едва таранный баркас развернулся… как по нему начала стрелять кормовая 47-мм пушка с юта. Вскоре был спущен паровой катер, и мятежники на нем водрузили 37-мм пушку, и пошли вдогонку. Таранный баркас медленно приближался к берегу. В него попало около 20 снарядов, и, не дойдя до берега, он затонул на мели. На баркасе снарядами были убиты командир капитан 1-го ранга Лозинский, флаг-офицер мичман Погожев, тяжело ранен лейтенант Унковский и ранен начальник отряда флигель-адъютант Дабич, легко контужены флаг-капитан, капитан 1-го ранга П.В. Римский-Корсаков и мичман Н.Я. Павлинов. Раненых вынесли на берег и торопились скрыться в лесу, так как сзади их настигал паровой катер с преследователями, стрелявшими из пушки и ружей. Однако паровой катер сел на мель на большом расстоянии от берега, и пока снимался, офицеры успели скрыться в лесу. Катер вернулся на крейсер».

* * *

Что же произошло с офицерами, которым удалось бежать с мятежного крейсера? Из объяснительной записки мичмана Николая Павлинова: «В ночь с 19 на 20 июля с.г., около 2 ч. ночи я был разбужен мичманом Крыжановским, который сказал, что на крейсере поймали агитатора и содержат его под арестом в кают-компании. Я тотчас оделся и вышел в кают-компанию, где в это время находились: старший офицер капитан 2-го ранга Мазуров, лейтенанты Захаров и Селитренников, мичман Сакович и корпуса инженер-механиков флота поручик Высоцкий. Старший офицер приказал мне взять револьвер и быть в кают-компании. Минут через десять в кают-компанию пришел командир капитан 1-го ранга Лозинский и, подойдя к арестованному, приказал снять с него фуражку с надписью “Учебно-артиллерийский отряд”, раздеть его и приготовить для отправки на “Воеводу”. В это время к командиру пошел караульный начальник и доложил, что от денежного ящика украдены ружейные патроны. Командир со старшим офицером сейчас же вышли наверх. И приблизительно в это же время последовал первый выстрел, которым был ранен вахтенный начальник мичман Зборовский, а затем уже начались частые выстрелы из винтовок. По приказанию командира офицеры и кондукторы занялись переноской ружей из палуб в офицерское помещение. Я вынимал затворы у винтовок и клал их в свою каюту на койку под одеяло. Вскоре после этого электричество на крейсере потухло, и я вышел наверх, где находился начальники отряда флигель-адъютант Дабич и лейтенанты Вердеревский и Селитренников. По нас тотчас был открыт ружейный огонь. Первыми пулями были ранены лейтенанты Вердеревский и Селитренников. Я помог лейтенанту Вердеревскому спуститься вниз. Начальник отряда в это время стоял на балконе и давал приказание стоявшему на бакштове таранному баркасу разводить пары. Для этого на баркас были посланы лейтенант Унковский и корпуса инженер-механиков поручик Высоцкий. Когда пары были подняты, начальник отряда приказал офицерам садиться в баркас. Я ушел в кают-компанию, где услышал стоны старшего офицера. К нему подошел и.д. старшего врача коллежский асессор Соколовский, который был тотчас убит с верхней палубы через световой люк.

После этого я вышел на балкон, где помог передать на баркас смертельно раненного командира, раненых лейтенантов Вердеревского и Селитренникова и начальника отряда флигель-адъютанта Дабича, а затем сам сел. Как только мы отошли задним ходом от крейсера, по нам открыли сначала ружейный, а затем орудийный огонь. Стреляли из 47-мм пушек Гочкиса. Некоторые снаряды рвались в баркасе. Одним из снарядов был убит раненый командир, ранены флигель-адъютант Дабич и тяжело лейтенант Унковский, мичману Погожеву оторвало обе ступни, он вскоре умер.

Не доходя 0,5 кабельтова до берега, таранный баркас, имея подводные и надводные пробоины и крен на правый борт, стал на мель на глубине около 6 футов. Офицера начали бросаться в воду, чтобы вплавь достичь берега. Я с поручиками корпуса инженер-механиков флота Высоцким и Трофимовым помогли выбраться за борт раненому начальнику отряда и доплыть до берега. Во все это время по нам, не переставая, стреляли с крейсера и с парового катера, вооруженного орудием и посланного для преследования офицеров.

Предполагая дальнейшую погоню, я с помощью поручиков Высоцкого и Трофимова увел поглубже в лес раненого флигель-адъютанта Дабича, где ему сделали первую перевязку раны. Для этого были употреблены чехлы с фуражек, мой китель, разорванный на полосы и носовые платки. В лесу мы сразу сбились с дороги. Начальник отряда сам идти не мог и уже решился остаться в лесу, а нам предложил идти одним искать дорогу. Его приходилось силой подымать и вести. Все время он был очень слаб. И всякое неловкое движение, и толчки вызывали большие страдания раненого.

Пробыв в лесу всю эту ночь, следующий день без воды и пищи, мы только к вечеру дошли до озера, на берегу которого переночевали, и утром дошли до селения, где нам дали молока, хлеба и одежду. Там же получили две подводы. На одну положили совсем уж потерявшего силы начальника отряда. Я сел на эту же подводу, а на другую поместились поручик Высоцкий с больным поручиком Трофимовым. В 11 часов утра выехали на станцию Разик, где благодаря участию начальника станции раненому начальнику отряда местным врачом была сделана первая промывка раны. Около 9 часов вечера мы прибыли в Ревель, где были встречены командиром порта, который приказал флигель-адъютанта Дабича везти в гостиницу “Диаконис”. Довезя его, я с поручиками Высоцким и Трофимовым по приказанию командира порта явились на крейсер “Память Азова”».

* * *

И снова обратимся к воспоминаниям Н. Крыжановского: «Когда мы с Саковичем спустились в кают-компанию за Мазуровым, там было темно. Мы ползком пробирались к дивану, где хрипел Мазуров. По дороге лежал убитый часовой у ванной комнаты Тильман. Под световым люком навзничь лежал убитый доктор Соколовский. Он, видимо, подходил к дивану, чтобы помочь раненому старшему офицеру, и был убит через световой люк. Белый китель доктора был хорошо виден в темноте. Наши белые кители сыграли вообще трагическую роль в эту ночь: их было прекрасно видно и ночью. Вынести живым дородного Мазурова на баркасе было невероятно трудно. Но выносить его нам не пришлось. Баркас отвалил. Мы с трудом перенесли Георгия Николаевича в его каюту на кровать и стали перевязывать полосами из простынь. Свет зажегся, но кают-компанию продолжали обстреливать. Попадали и в каюту старшего офицера. На старом “Азове” почти все каюты выходили в кают-компанию. Каюта старшего офицера, где мы находились, была освещена и открыта.