Последняя милость
Шрифт:
— И они жили долго и счастливо.
— Не совсем. Собственно говоря, он заточил ее в темницу. Но до этого она успела родить ему четырех сыновей. Одним из них был Ричард Львиное Сердце. Потрясающая женщина!
Лакост смотрела на портрет средневековой всадницы и представляла, как она сама скачет верхом, с обнаженной грудью, через всю Палестину, в свите этой удивительной королевы. Образ Элеоноры Аквитанской привлекал не только романтически настроенных подростков.
— Ричард Львиное Сердце? — переспросил Гамаш. — А как насчет дочери по имени Сиси?
— Которая
Гамаш задумчиво покачал головой.
— Значит, она просто придумала себе биографию. Отправилась почти на тысячелетие назад во времени. Но зачем? Зачем ей это было делать? И почему она выбрала именно таких родителей?
Некоторое время они молчали, обдумывая возможные предположения, после чего Лакост задала вопрос, который невольно напрашивался после того, что им стало известно.
— А кто же тогда ее настоящие родители?
— Думаю, ответ на этот вопрос может оказаться чрезвычайно важным.
Гамаш сел за свой стол. Было уже двадцать минут шестого. Перед встречей с доктором Харрис ему еще нужно было поговорить с Лемье. Гамаш загрузил в компьютер полученные сообщения и набрал номер, оставленный агентом.
— Агент Лемье слушает! — раздался в трубке оглушительный крик.
— Это Гамаш! — прокричал он в ответ, хотя не смог бы объяснить, почему, собственно, нужно кричать.
— Шеф, я так рад, что вы позвонили. Вы получили рисунок, сделанный художником Сюртэ? Он сказал, что отправил его вам по электронной почте.
— Я как раз открываю сообщения. Что он сказал и почему мы кричим?
— Просто я сейчас на автобусной станции, и только что пришел автобус. Художник сказал, что, судя по всему, Элле умерла, сжимая в руке какой-то предмет, и он врезался в ее ладонь.
— Поэтому и остался такой четкий отпечаток?
— Точно. — Наверное, автобус уехал или водитель выключил мотор, потому что фоновый шум затих и агент Лемье заговорил нормальным голосом. — Я отдал ему фотографию, сделанную во время вскрытия, и он сделал набросок, как вы и просили. Рисунок, правда, не очень четкий. Да сами увидите.
Разговаривая с Лемье, Гамаш быстро просматривал сообщения в поисках того, которое ему должен был прислать эксцентричный художник, угнездившийся в недрах главного управления Сюртэ. Наконец он его нашел, кликнул мышкой и стал ждать. Из-за того что в полевых условиях подключение к Сети шло по обычной коммутируемой телефонной линии связи сообщение открывалось мучительно долго.
Наконец на экране стала постепенно проявляться картинка.
— Я разговаривал с другими бродягами. Расспрашивал их об Элле, — продолжал Лемье. — Этот народ не слишком разговорчивый, но большинство все же вспомнило ее. Из-за ее места между ними даже возникла потасовка. Судя по всему, в
— Действительно, странно, — пробормотал Гамаш, впившись взглядом в экран монитора. На нем уже проявилась половина рисунка. — Вы хорошо поработали, Лемье. Поезжайте домой.
— Слушаюсь, сэр.
Представив себе довольное лицо польщенного похвалой Лемье, Гамаш невольно улыбнулся.
В течение следующих пяти минут Гамаш гипнотизировал взглядом экран, с нетерпением ожидая, когда картинка проявится полностью. Когда же это наконец произошло, старший инспектор откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и долго задумчиво рассматривал изображение, совершенно забыв о времени.
Без двадцати пяти шесть Гамаш спохватился. Пора было отправляться на встречу с судмедэкспертом.
Глава 21
Когда улыбающийся Гамаш вошел в бистро, доктор Шарон Харрис уже успела уютно устроиться в мягком кресле с бокалом Дюбонне. Извинившись за опоздание, он тоже заказал Дюбонне и сел в кресло напротив, у многостворчатого окна, из которого открывался прекрасный вид на замерзший пруд и по-рождественски украшенные деревья. В очаге весело плясали языки пламени. Доктор Харрис, которая до этого рассеянно теребила белый ярлычок, свисающий со стола, вдруг обратила внимание на надпись.
— Двести семьдесят долларов, — прочитала она.
— Надеюсь, что это не цена Дюбонне? — испуганно спросил Гамаш. Его рука с бокалом замерла на полпути ко рту.
— Нет, — рассмеялась Шарон. — Это цена стола.
— Слава богу!
Гамаш сделал небольшой глоток вина и улыбнулся. Он совсем забыл. Вся мебель, все столовые приборы в этом бистро были антикварными, собранными Оливье. А само бистро было по совместительству еще и антикварным магазином. Здесь продавалось абсолютно все. Посетитель мог, например, выпить вино и приобрести хрустальный бокал, из которого его пил. Кстати, бокал, который в этот вечер достался Гамашу, был очень красивым. Он приподнял его так, чтобы отблески огня падали на острые грани, и они тотчас же заиграли всеми цветами радуги. Гамаш почему-то сразу вспомнил о чакрах.
— Вы все еще собираетесь сюда переехать? — спросил он, перехватив задумчивый взгляд Шарон, устремленный в окно.
— Если здесь будет продаваться дом, обязательно. Хотя обычно их очень быстро покупают.
— Год назад продавался бывший дом Хедли.
— Боже избави меня от этого места! Хотя, должна признаться, что цена была очень соблазнительной. Они отдавали его практически даром.
— И сколько за него просили?
— Не припомню точной цифры, но меньше ста тысяч.
— C’est incroyable [59] , — Гамаш взял из вазочки немного орешков кешью.
59
Невероятно.